Легкое пламя. Триллер для двоих

Наступал вечер. Впотьмах Маша добралась до предназначенной ей комнаты на третьем этаже. За стенкой раздавались стоны Танечки, она вздыхала, с силой выбрасывая воздух из легких, и Маше казалось, что ажурная прозрачная занавеска в ее комнате движется в такт голосу в соседней комнате, разговаривая с оживающим за окном ветром. Маша было одновременно жалко Танечку и гадко. Она понимала, что Танечка, наконец, счастлива, неистово, по-женски. Понимала, что она дико хотела, правдами и неправдами, чтобы Маша сама, почти физически почувствовала это ее счастье, была свидетелем его существованию, особенно после стольких унижений, который ей, Танечке, пришлось претерпеть до того момента, когда мужчина с детским лицом все-таки приехал на эту дачу и получил готовую на все Танечку. Понимала Маша и то, что в ее собственной жизни точно что-то складывается не так, если именно ее Танечка выбрала в свидетели, и если она сама с этой дачи не уехала моментально. Почему? Была этому какая-то тайная причина, которая совершенно сшибла Машу с ног, как будто ее публично раздели догола. Одна Машина подруга, впрочем, ей потом сказала, что Маша слишком серьезно ко всему отнеслась, но Маша для себя точно решила, что такого счастья она не хочет ни за какие коврижки, и что, по большому счету, у нее все будет не так плохо, если даже и не так хорошо.

* * *

Через неделю, когда Маша снова приехала к Кириллу, чтобы забрать вещи, он встретил ее прямо у парадного подъезда и с трагическим видом сообщил, что у Танечки только что украли Алешеньку, требуя миллион – за возвращение. Маша не подала виду, но на этот раз испугалась по-настоящему. Оказалось, что у самой интеллигентной на свете Танечки, которая сто лет как закончила Академию Художеств и всю жизнь проработала инженером, умерший отец владел половиной Петербурга, и что она, в настоящий момент находится в коме, так как «они» еще не позвонили. Пытаясь сообразить, что в таких случаях нужно делать, Маша торжественно обещала Кириллу, что будет обязательно заниматься с Алешенькой французским языком, как только его счастливо доставят обратно.

– Ты умная, или, что? – Кирилл был в бешенстве. – Ты не понимаешь, что произошло?

Маша не понимала, но постепенно отдавала себе отчет в том, что все оказалось не шуткой. Целую неделю она проторчала у телефона, ожидая очередного звонка Танечки и ее же прихода в квартиру, когда Танечка, рыдая и сокрушая по пути в туалет всю стоящую на кухне посуду, в который раз рассказывала о благородстве своего отца и об ужасе, ее постигшем. К счастью, Танечка была, действительно, волевым человеком, и, по истечении недели, ребенка вернули. Не тронули, продержали в темноте и в туалете, виновников задержали. Кирилл дико напился и в порыве откровенности рассказал Маше еще и о том, что у этой самой Танечки три года назад утонул сын, и что она сильная и добрая женщина. Обещание Маша сдержала и еще какое-то время преподавала Алешеньке французский язык, видимо, в надежде подружиться с Танечкой еще больше. Закончилась эта история, впрочем, несколько плачевно, так как Танечка в один прекрасный день сказала ей по телефону, что в ее услугах больше не нуждается. Маша списала это на плохое настроение и общий стресс, так идущий не только семье Кирилла, но и всем окружающим его чудо людям. Сил на жалость не было ни у кого, но все надеялись на отдых.

* * *