Легкое пламя. Триллер для двоих

Жила Виктория одна. Была она грузной, очень полной, до смешного просто, и, по сложившемуся в народе алгоритму «хорошего человека должно быть много», была, действительно, несказанно доброй, лучезарной, как будто в ее взгляде из-под массивных очков сосредоточилась вся скорбь и понимание ее еврейских и армянских предков. Была в ней какая-то странная сумасшедшинка. Какая-то «не от мира сего» вдохновленность. Как-то Вера Ивановна обмолвилась, что во времена их юности, Виктория была безумно влюблена в одного из их сокурсников, некого Гошу, теперь известного лектора Петербургского университета. Виктория была настолько влюблена, что, когда нужно было писать диплом, а учебный процесс подходил к концу, она вдруг неожиданно для всех, и тем более себя самой, заболела. Начала пропускать занятия, а под конец семестра набралась храбрости и отправилась к Гоше домой – признаваться. Почти как Татьяна Ларина. Гоша был тоже старомоден, но еще более высокомерен. Вечно ходил в застегнутой до горла рубашке и смотрел на окружающих ироничнее, чем можно было представить глядя на его тощую, вытянутую к небу фигуру. Почему Виктория влюбилась именно в него, никто, естественно не знал, да и не мог знать. Факт оставался фактом. Любовь Виктории была сильной, и страдала она от нее ужасно. Сокурсники как всегда бывает в таких случаях все знали, а зная, ждали, каким образом, эта литературная история должна разрешиться. Разрешилась она очень просто и еще более литературно, чем написано у Пушкина. Гоша встретил Викторию на лестнице, познакомил с родителями, угостил чаем, а потом сказал ей, что сто лет как влюблен в другую женщину, «блоковскую незнакомку». Женщина та действительно существовала, была она Викториной сестрой, Анастасией Владимировной, закончила тот же искусствоведческий факультет, а спустя десять лет уже заведовала кафедрой. Когда умирали чьи-то родственники, она имела обыкновение немедленно прийти и поддержать человека. Обнимая несчастного, она всегда смотрела краем левого глаза на часы, успеет ли она к семейному ужину. Так она смотрела на часы и в объятиях Гоши, но на тот момент он об этом еще не знал, поэтому от Виктории отделался прямолинейно и быстро. Маша всегда помнила, что Виктория, может быть, одна единственная в семьи Кирилла, была, действительно, по-настоящему в кого-то влюблена. Она обожала поэзию и живопись, часто рассказывала о том, что у нее у самой – шизофреническая болезнь Пушкина, вновь и вновь вспоминала Гошу, который был для нее и самым красивым мужчиной, и самым коварным злодеем.

Тогда Виктория заболела в первый раз. И тогда же, почти за месяц до окончания курса, попала впервые в психиатрическую больницу. Через месяц ее выписали, а ее мать быстро выходила ее, отпаивая желтками, по старинному медицинскому рецепту. Виктория быстро встала на ноги, начала жить заново, а из знакомых кроме Гоши об этом никто не узнал. Бывают ли у шизофреников рецидивы? Бывают. Вот и на этот раз прошло двадцать лет и все повторилось. После очередного курса лечения Виктория оказалась у Веры Ивановны дома, куда приходила почти каждый день, и где стала почти полноправным членом семьи. Сидела с Машей по вечерам, когда родителей не было дома, читала сказки, гладила по лбу. На Машин день рождения приносила море цветов и устраивала собственного сочинения перформансы-шоу, которые заключались в том, что каждого из детей нужно было поочередно отстегать ремнем. Неизвестно по какой причине, но отпрыскам безумно нравились такие упражнения, и каждый ребенок начинал Викторию боготворить, как будто попадал под магическое воздействие ее странной натуры. Дети становились к Виктории в очередь, и она, поочередно, шлепала их маленьким кожаным ремешком с железной пряжкой. Каждый из приглашенных гостей не только не обижался, а наоборот, еще и просил, чтобы отстегали именно его. По окончанию праздника ели все те же пирожные и просили Виктория поиграть еще.

Приходила она домой к Вере Ивановне часто. А потом – снова заболела. Вера Ивановна и Маша ездили к ней уже в Гатчину, в психиатрическую лечебницу, где Маше было страшно до безумия. Все лестницы обтянуты проволокой, чтобы заболевшие не смогли при желании спрыгнуть вниз, медперсонал – затянутые в тугой белый медицинский халат живодеры с тусклым взглядом, лица неживые, усталые. Виктория сидела в небольшой душной комнате с отрешенным взглядом. Вырезала что-то из бумаги и складывала обрывки в картонные коробочки. А еще, Маша это очень хорошо тогда запомнила, над ее красивыми пухлыми губами выросли усы. Врач объяснила, что она давно не брилась.