Читаем Лейхтвейс полностью

Лейхтвейс

Что будет дальше – легко уяснить,Не нужно пророком для этого быть,Вот только покрепче отыщут пенькуИ буду болтаться я на суку.

Шансонье пел на бис. Двое «ажанов» уже топтались возле дверей, многозначительно поглядывая то на эстраду, то на циферблат висевших на стене часов с большим медным маятником.

Я им не попутчик, и злятся пуще,Что иду дорогой, не в Рим ведущей,Все поглазеть придут толпой,Кроме слепых, само собой[27].

* * *

– А ну, стой! К-куда? Не мешай человеку!

Чья-то крепкая рука уверенно преградила путь к столику, за которым устроился шансонье в компании подруги-гитары. Трое просто одетых парней ненавязчиво топтались рядом, охраняя его покой.

– Пропустите, пожалуйста. Мне очень надо побеседовать с господином Бонисом, – тщательно выговаривая французские слова, попросил Лейхтвейс, но вышло еще хуже. Надвинулись, обступили с боков.

– Немец? Бош драный?

Выбирать не приходилось. Немцев в этих краях не любят пуще полиции.

– Русский.

Двое переглянулись, отозвался третий.

– Da kakoj iz tebja, nemchury, k chertjam sobach’im russkij?

Николай Таубе, вздохнув, основательно пояснил какой именно – в три этажа и триездолядскую свистопроушину, опупевающую от собственного невъядения. Вопрошавший почесал затылок.

– Внушает! Ребята, он и вправду русский, немцу такого не осилить.

Расступились… Шансонье если и не понял, то что-то наверняка угадал. Ухмыльнувшись в усы, протянул крепкую ладонь.

– Жорж!

* * *

На этот раз он почувствовал вкус, причем в полной мере. Шансонье заказал пастис, анисовый кошмар на спирту. Понаблюдав за мучениями гостя, подмигнул:

– Покрепче водки будет! Правда, tovarishh?

Глаза же смотрели серьезно и строго. Жорж Бонис неплохо разбирался не только в песнях, поэтому ходить вокруг да около Лейхтвейс не стал. Отодвинул в сторону рюмку, задумался на миг.

– Меня зовут Николай, Николя, если по-вашему. Сейчас кое-что расскажу, мсье Бонис. Только не перебивайте, у меня с французским не очень. Вопросы, если будут, потом. Согласны?

Шансонье кивнул.

– Несколько дней назад германское посольство в Париже, и в том числе атташе по культуре, который фактически руководит разведывательной сетью во Франции, извещены о следующем… Жорж Бонис, популярный шансонье, шофер по профессии и анархист по партийной принадлежности, связан с Цехом подмастерьев. Так называет себя нелегальная структура на планете Клеменция, известной также как Аргентина.

– Saperlipopette! – кулак шансонье ударил в раскрытую ладонь.

– Сведения получены от некоего Армана Кампо, гражданина США, арестованного в Берлине при попытке связаться с Германским сопротивлением. На самом деле ему подставили агентов «стапо», Тайной государственной полиции. На допросе Кампо запираться не стал, да и не смог бы. Рассказал очень много, в том числе о вас и о вашей знакомой, Матильде Верлен. Оба вы взяты в разработку. Относительно вас не исключена попытка похищения, Верлен арестована.

– Постойте!..

Бонис, резко выдохнув, закрыл глаза.

– Гаденыш! Знал бы, своими руками придушил.

Повернулся резко:

– Вы, Николя, от них, от «стапо»? Хотя о чем это я? Те бы иначе все устроили, с подходцем.

– Могли бы и в лоб, лично вы, мсье Бонис, им не нужны. Скажем, предложили бы обмен – жизнь мадемуазель Верлен против нужных им сведений. Обманули бы, конечно, слишком условия неравны… Я лично представляю сам себя. Интерес имею.

Чужой взгляд выдержал, хотя и не без труда.

– Вы, мсье Бонис, объясните агентам Цеха подмастерьев, что и как нужно делать. В Рейхе очень боятся ссоры с Клеменцией, и если держаться твердо, с вами пойдут на компромисс. «Стапо» нужно убедить, что ваши друзья – люди серьезные. Скажем, нанести несколько ударов с воздуха, причем используя не ранцы, этим уже не напугаешь, а что-нибудь новое.

– Ум-мгу, – задумчиво протянул Бонис. – Мысль уловил. Отдавим бошам яйца!.. А ваш, Николя, интерес в чем?

Лейхтвейс кивнул на скучающую в уголке гитару.

– Сыграйте-ка, Жорж, «Аргентину». Там, где про красное вино.

Дождался первого аккорда и, как и в прошлый раз, на Императорском Стуле, не спел, прочитал нараспев.