Лейхтвейс

– Ого! – голос синьора Канди внезапно дрогнул. – А ведь сейчас что-то будет! Синьор Руффо, а не зайти ли нам, допустим, в храм. Оно как-то…

Князь обернулся. В толпе кипел водоворот. Стоявшие у входа в муниципалитет теперь пробирались сквозь людскую толщу, явно намереваясь двинуться дальше, к ступеням старого собора. Черный флаг дрогнул и тоже сдвинулся с места. Интерно засуетились, кто-то уже скользнул вдоль стены к ближайшей щели между домами.

– Не убежим, – рассудил Дикобраз. – Если что, из алтаря выволокут. В годы давние на родине моих предков случилась Сицилийская вечерня…

Америго Канди зябко повел плечами.

– Вспомнили! Впрочем, вы правы, и оружие не поможет. Толпа!..

Оружие? Интересно, чье? Князь мысленно сделал зарубку в памяти, и тут же в лицо плеснуло холодным зимним ветром. Февраль 1917-го, грязные окопы возле Изонцо – и густая цепь венгерских гонведов. Третья атака за день, прежде спасали пулеметы, но патронов осталось в обрез. Лейтенанта только что убили – на бруствере, когда он попытался поднять роту в штыки. Кто-то уже уползает подальше, надеясь скрыться в траншейных лабиринтах, прячется в глубоких «лисьих норах».

Гонведы – народец с характером, могут и в плен не взять. Поднимут на штыки – и конец солдатикам. Была рота – нет роты, отвоевалась. Чумба-лилалей, чумба-лилалей, чумба-лилалей! Ла! Ла! Ла!..

Отвоевалась? Еще нет!

– Вперед, берсальеры! – густым басом ревет капрал Кувалда. – Вы что, ребята, хотите жить вечно? В штыки, в штыки!.. Переколем эту сволочь!..

Берсальеру Дикобразу очень страшно, но тяжеленная винтовка Манлихер-Каркано (та самая, мечта археолога), уже в руках. Мерзко, холодно, земля скользит под подошвами…

Он поднимается на бруствер.

* * *

…Черный флаг – в двух шагах. Толпа надвинулась со всех сторон, отрезая дорогу к церковным ступеням, интерно, брызнув мелкими каплями во все стороны, растворились в глубине переулков. Америго Канди… Только что был здесь, у левого локтя, но сейчас там пусто.

…Вероятно, хочет жить вечно.

Алессандро Руффо ди Скалетта шагнул вперед, прямо к флагу. Подбородок вверх, взгляд не в глаза – поверх голов. Снял шляпу, широко перекрестился, снова надел. И стал ровно, словно прадедовский меч.

– Это он, – порывом ветра прошелестело по толпе. – Прежний владетель который… Хозяин Матеры…

Дикобразу почему-то вспомнились давние споры с приверженцами немецкого экономиста Маркса. Классовая борьба? Вот она, классовая, в самом сжатом виде.

– У Пьетро Черви было трое детей, – громко, в полный голос, бросил кто-то. – Трое, слышите, принчипе? Кем бы ни был их отец, они невинны.

– Власть найдет душегубов, – ответил он и, заглушая ропот, ударил голосом: – Найдет! Вы должны в это поверить – и помочь в розысках. Только так поступают мужчины. Или я говорю с кем-то еще?

Голоса стихли. Вперед выступил кто-то высокий, седой, в темной шляпе, надвинутой на глаза.

– Мы чтим закон и обычай, принчипе. Мы бы и пальцем не тронули этих трусов, которые сейчас забились под камни. Но мы знаем – это сделал чужак. Никто бы из нас не пошел на такое.

Князь поймал взглядом взгляд. Седой, в темной шляпе, покачал головой.

– Я отвечаю за свои слова, принчипе. Среди нас есть мерзавцы, способные поднять руку даже на детей. Но не на синьора Черви. Он был нашим патроном и защитником. Мы не любили его, но он исполнял свой долг перед Матерой. Теперь мы осиротели. Что делать, принчипе? Властям веры нет, это тоже чужаки – или те, кто служит чужакам. Мы не верим даже священнику, он тоже не наш, его прислали из Рима. При прежнем нечисть бы не гуляла вольно. Чужаки ее и разбудили!

Толпа вновь зашумела, надвинулась, смыкая круг. Дикобраз мельком подумал о том, что уходить нельзя. И молчать нельзя, хотя любой ответ не придется людям по душе. Он, князь Руффо – тоже чужак.

– Если это вопрос – отвечу. Вы чтите закон и обычай, что правильно. У покойного Черви обязан быть наследник. Отныне долг перед Матерой – на нем.

Ответом стала тишина, тяжелая, гулкая. Наконец, кто-то в самой глубине толпы выдохнул.

– Так он еще больший негодяй, чем Черви! У него теперь не только долг перед городом, но и наши долги тоже. Пропадем с ним!..

– Ничего, разберемся! – откликнулись сразу несколько голосов. – Поговорим по душам!

– Нет у него души! – возразил тот же голос. – Господь забыл наделить.

– Ничего-ничего! Поищем и найдем!..

Сквозь толпу начали пробираться несколько карабинеров. Им не мешали, лишь смотрели угрюмо. Из-за чьей-то шляпы показались знакомые усища синьора бригадира.

Князь облегченно выдохнул.

– Это вы хорошо придумали, синьор Руффо, – проговорили за левым ухом. – А вообще-то, если рассудить, здесь даже не Средневековье, а Древний Рим. Патрон, его клиенты – и мы, пришлые плебеи.

Дикобраз поразился. Не было синьора Канди – теперь есть. Из воздуха соткался.

* * *

– Теперь-то вы начинаете понимать, куда вы попали? – вздохнул Джузеппе Гамбаротта, с трудом отрывая взгляд от бумаг. – Хотите принести жалобу на поведение наших граждан?

– Вовсе нет, – удивился Дикобраз. – Мы с немалой пользой поговорили.

Подеста помотал головой: