Он здесь молитвы наши принимает,
Свое нам милосердие являет.
Покайся - что же лучше может быть?
Здесь можешь из ключа спасенья пить".
Меджнун, святыней этой вдохновленный
И страстною любовью опьяненный,
В горячей, скорбной, искренней мольбе
Каабе так поведал о себе:
"О камень достославный, величавый,
Прибежище людей, покрытых славой,
Могучих Кыбла, светоч их вдали,
Ты, амбровая родинка земли.
Ты, чья одежда - верных всех примета,
И одного с ковром пророка цвета[54]
,Благоуханный куст молитв-цветков,
Сокровищница счастья жемчугов.
Ты, постоянный друг моих страданий,
Хотя не знающий, как я, скитаний;
Ты, красящий одежду в черный цвет,
Скрывая в сердце страсти яркий свет, -
Скажи мне, кто тебя любовью манит?
Перед тобой твой друг, он не обманет.
Блаженство ты сумел вкусить, любя,
Что Кыблой мира сделало тебя.
Господь! Святыни той чудесной ради
И чистоты ее небесной ради,
Упрочь дворец моей любви, чтоб он
Каабы был прочнее утвержден.
Мне в сердце влей любовное томление -
Хочу страдать я в вечном упоенье.
От жгучего любовного огня
Горение - блаженство для меня!
И где печаль бы люди ни встречали -
Хочу я быть в члену у той печали.
От разума, коль хочешь, отрешай,
Одной любви, молю я, не лишай,
И наслажденьем будет мне страданье,
Коль свет любви подарит мне сиянье.
Спаси меня в пустыне от обид.
Среди людей неправота царит.
Дай мне местечко в уголке вселенной,
Где б я не видел облик их презренный".
Паломник, жертва горестной судьбы.
Просил творца принять его мольбы.
Забыл он, что влачит страданий бремя,
Одну газель читал он вслух все время:
Страданиям любви, господь, всецело посвящай меня,
С любовной мукой ни на миг, молю, не разлучай меня.
Измученного не лишай ты благосклонности своей,
И впредь бесчисленным скорбям вседневно поручай меня.
Да, я страдания люблю и сам страданьями любим.
О господи, пока я жив, страданий не лишай меня.
Чтобы неверным не могла любимая меня назвать,
В любовных муках буду тверд - и ты не размягчай меня.
Прекрасней делай с каждым днем мою любимую, господь,
Тоской по милой с каждым днем все больше сокрушай меня.
Уничтоженье с нищетой теперь меня к себе влекут, -
Зачем почет и слава мне - страданьем насыщай меня.
Пускай в разлуке с дорогой так истончится плоть моя,
Чтоб ветер утренний донес к любимой невзначай, меня.
Меня, подобно Физули, надменности не отдавай,
Себе же самому во власть, молю, не возвращай меня.
Зачин прослушав речи и конец,
Его услышит бог", - решил отец.
Сказал себе: "Неисцелим он вовсе! -
Теперь к скорбям похуже приготовься".
Рыдал, стенал и горько плакал он,
Был скорбен каждый безотрадный стон.
Печального отца Меджнун оставил
И в дикую пустыню путь направил.
Бежал он, полный одиноких мук,
Туда, где жил его бесценный друг.
Днем шел он вслед за слезными ручьями,
В ночи ему светило вздохов пламя.
Он пыль пути к любимой вспоминал,
И шел вперед, и горестно стонал.
Он пред горой могучей оказался, -
Ее хребет людей не опасался.
Свою вершину к солнцу подняла,
Как меч разя небесного орла[55]
.Во всех карманах - лалы и топазы,
Невиданно прекрасные алмазы.
Заискивало море перед ней,
Прося бесценных одолжить камней.
Ее просил пустынный край окрестный
С ним поделиться силою чудесной.
Ключей она таила без числа, -
Для них родною матерью была.
Господь ее назвал благословенной,
Ее считали "колышком вселенной"[56]
.Меджнун, на эту гору поглядев,
Запел приветно-огненный напев.
Он пел, горячим опьянен напевом,
Звучал ответным горный склон напевом.
Меджнун решил, что это друг его;
Душою овладело торжество.
Сказал: "О небосвод! Нашел я друга!
Мир обошел и вот - нашел я друга".
Он размотал клубок любовных бед:
"Отшельница! Прими же мой привет!
Ты знаешь о беде моей сердечной,
Пусть осенит тебя творец, предвечный.
Я вижу, ты в печали, влюблена,
Несчастных жалоба тебе слышна.
Я верю - друг ты настоящий, верный.
Влюбленных горе - как гора безмерно.
Ты камнем в грудь ударила себя.
Из глаз-ключей ты слезы льешь любя.
Но в чем искать причину огорченья?
Иль ты в сетях несносного мученья?
Бьет кровью из груди живой родник, -
Взрастил какие розы твой цветник?
А сердце все водою источилось,
Чьей красотой, скажи, оно пленилось?
Давай беду оплакивать вдвоем
И голоса в один поток сольем!"
Гора рыдала, видя, как страдал он,
С горою вместе горестно рыдал он,
Затем в пустынный вновь пошел простор,
В край, где его Лейли стоял шатер.
Меджнун увидел сети для газелей,
Они в степи безрадостной чернели.
И в них газель, несчастна и слаба, -
Велела так жестокая судьба.
Согнул ей шею рок, связал ей ноги,
Ее глаза - в слезах, душа в тревоге.
Меджнун стоял, печалился над ней,
Глядел - и слез кровавых лил ручей.
Снести жестокость не хватило силы,
Он кротко произнес: "Охотник милый,
Ведь ты же - человек, так неужель
Не пожалеешь бедную газель?
Охотник, сжалься над душой несчастной,
Не совершай жестокости напрасной.
Не надо быть безжалостным, ловец,
Сам головой заплатишь под конец.
Ловец, отдай газель скорей мне в руки,