Лейли и Меджнун

Не предавай газель ты смертной муке".

Ловец ответил: "Я охотой жив,

Когда бы я, к тебе свой слух склонив,

Газель щадя, ее в живых оставил, -

Без пищи я б детей своих оставил".

Одежду передал Меджнун ловцу -

Без листьев стало легче деревцу.

И снял он путы с пленницы прелестной

И жизни дар ей возвратил чудесный.

К ее щеке прильнув, он издал стон,

Глаза прижал к глазам, и плакал он:

"Ты - легкий ветерок в степи безбрежной,

С глазами нежными, с походкой нежной,

Травинка у пустынного ручья,

Жасмин, попавший в дикие края.

Любой страны ты б украшеньем стала,

Прекраснее ты нежной розы алой.

Несчастного в пустыне не забудь -

И направляй мой одинокий путь.

О, подружись со мною, горемыкой,

Побудь теперь со мной в пустыне дикой.

От влажных глаз не убегай слезой,

Останься здесь и будь всегда со мной.

Глаз родники послужат водопоем,

Обитель здесь же мы с тобой устроим,

В моей глазнице ты найдешь покой.

Ресницы, слезы - не трава ль с водой?

О ты, глазами схожая с любимой,

Мне облегчай мой гнет невыносимый.

Когда я вспомню о ее глазах,

Ты успокой повергнутого в прах".

Так человечью суть в себе смирил он,

И тем газели сердце покорил он.

И не одна газель из тех степей

С Меджнуном подружилась вслед за ней.

Меджнун о своем горе голубку объявляет и сокровенную тайну раскрыть его умоляет

Оборван, шел равниной он пустынной,

В тенетах - видит — голубок невинный.

Что ни ячейка — то врата скорбей,

Здесь каждый миг ждут беды голубей.

Меджнун смотрел - душа от боли сжалась

Как бурный ключ, в нем закипела жалость

И начал он охотника просить

Несчастного на волю отпустить.

Сказал охотник: "Я несчастен тоже, -

Мы судьбами между собою схожи.

Когда б я голубей освобождал,

То пленником страданий я бы стал.

Коль возместить ущерб ты в состоянье,

Тогда исполню я твое желанье.

Меня избавь от горя моего -

И от печали избавляй его".

Тотчас Меджнун снял с пальца жемчуг чистый,

Яснее голубиных глаз, лучистый.

Меджнун тот жемчуг ловчему вручил -

И голубь вновь свободу получил.

Приникнув к лапкам голубя глазами,

Меджнун их красил в алый цвет слезами.

Он птице тайны сердца раскрывал

И сотни страстных песен напевал:

"О ты, высоколетный, быстрокрылый,

Друг всех страдальцев, вечно верных милой!

Твоей одежды блекло-синий цвет

И голос, полный отзвуками бед,

Все о печали говорит жестокой.

По ком же ты в такой тоске глубокой?

Коль, мира облетатель, ты влюблен,

То знай - и я любовью ослеплен.

Побудь одно мгновение со мною, -

Тебе сокровищницу тайн открою.

Себе гнездо в моих кудрях ты свей,

Клюй зерна слез моих, их влагу пей.

О вестник быстрокрылый и чудесный.

Тобой изведан каждый путь небесный!

Письмо моей любимой отнеси,

Ей весть от нелюдима отнеси. -

Скажи, что я страдаю в отдаленье,

И принеси ответ мне в утешенье.

Когда увидишь ты любимой дом

И будешь облетать его кругом,

Пусть хоть один твой круг моим пребудет-

Тебя душа вовеки не забудет.

Проси зерна, усевшись на порог, -

Чтоб оставаться там - оно предлог.

И от меня - молю, тоской волнуем, -

Прильни к порогу с нежным поцелуем".

И сетовал несчастный и тужил,

А голубь тот отныне с ним дружил,

На голове Меджнуна жил вседневно,

И тот о нем заботился душевно.

Его природа столь была блага,

Что всем животным стала дорога.

И хищники пришли в его пределы,

Птиц и зверей там сонм собрался целый.

Страдалец стал царем страны скорбей,

Жил под охраной воинства зверей.

Питал он к людям только отвращенье,

Врагом свое считал он отраженье.

Свою он отогнать готов был тень,

И дымом вздохов свой он застил день...

Новое о Лейли сообщение и любовных превратностей изложение

Я обессилен, кравчий, от похмелья,

Приятное вино мне даст веселье.

Несчастен я, не медли, услужи -

И ножкой рюмки руку поддержи[57].

Ты рассказал, в вине какая сладость,

И этот пир устроил нам на радость.

Так всем поочередно наливай,

Простым и знатным чарку подавай.

Не забывай о сущности Меджнуна, -

Налив ему, налей подруге юной.

Садовник слов, красноречивый перс,

Самшит сажая, грудь земли отверз:

Весну средь луга верности духовной,

Тюльпанный сад горы тоски любовной,

В ком верности был неизменен зов,

Жемчужину печальных жемчугов,

Подобно кладу, в замке укрывали.

Упреки-цепи ноги ей сковали.

Ей были чужды радости и смех,

Забав она чуждалась и утех.

Она отца и матери боялась,

От всех подруг печально удалялась.

К Лейли красавиц влекся целый рой,

Как мотыльки кружатся над свечой,

Чтоб душу от скорбей и бед избавить,

Чтоб чаровницу чем-то позабавить,

Рассказывали с тысячей прикрас

Тот иль другой сладкоречивый сказ,

О прежних повестях напоминали,

Окончив повесть, снова начинали.

Но ей утеха не была нужна -

Всечасно ранила себя Луна.

И, горько плача от жестокой боли,

С подругами не забавлялась боле.

Им басма - украшение бровей,

Ее душа чернеет от скорбей.

Те родинкой себе украсят щеки -

Она оденет в синь[58] свой стан высокий.

Узор шелков - мечта их суеты,

Ее влечет узор одной мечты.

От хны их руки были, словно розы,

Но кровью руки ей одели слезы.

Игла и шелк бедняжку не влекли,

Но по ресницам реки слез текли.

Они о золотой парче мечтали,

Для ожерелий жемчуга низали, -

Она низала, с завистью в крови,

На нить мечтаний жемчуга любви.

Она сильней Меджнуна помешалась,

Когда "Меджнун!" кричали, откликалась.