«Лейс» с особым вкусом

На самом же деле произошло нечто иное, и Вовины представления так и остались итогом работы натянутого подобно гитарной струне сознания. В холле магазина его матери не оказалось, хоть он мог богом поклясться, что ясно и чётко слышал её голос, словно та стояла прямо за спиной. «Странно» – подумал мальчик, оглядываясь по сторонам. Вове это явно не могло послышаться – уж больно ярки были слова для бдительного сию секунду восприятия. Рядом с ним не было никого и тех, кому бы могло принадлежать сказанное, и чей голос так близко походил на мамин. Единственный покупатель – сутулая старушка в чёрном платке и тёмно-зелёном, почти болотного цвета пальто – стояла у прилавка и неторопливо погружала целлофановые кульки с печеньем в разваливающуюся сумку-тележку. За её действиями ничего не выражающим, лишенным всякой живительной искры взглядом наблюдала молоденькая продавщица. В прохладном воздухе слышался лишь шорох целлофана, тихое бормотание старушки и мерное гудение двух морозильных камер, расположившихся у стены, и холодильника у открытого настежь окна, завораживающее своим однотонным звучанием.

Вова облизнул пересохшие губы и невольно почувствовал странную дрожь. Нынешняя обстановка совершенно не нравилось ему, всё будто бы намекало на то, что нечто жуткое должно произойти в скором времени. Слова, сказанные невесть кем, давящая на сознание тишина… даже в поведении старушки он уловил что-то неприятное. Вова не мог найти в своей голове точного определения или малейшего рационального объяснения окружающей обстановке, но понял, что ему следует как можно быстрее покинуть это место. Такое решение ослепительно вспыхнуло в мозгу, и молнией пронеслось по всему телу, доставая до самых отдаленных его частей и выводя тем образом мальчика из ступора.

«Да, нужно уйти отсюда».

Удары Вовиного сердца продолжали неприятно отзываться в груди. Кровь пульсировала в висках, предвещая отчётливое чувство надвигающейся опасности. Но что это за опасность, и откуда она исходит? Ведь отсутствуют её видимые признаки, ибо Вова прекрасно знает, что родители находятся далеко, а в округе никого, кто бы мог узнать его. Ситуация никаким образом не может сыграть ему во вред, а Фортуна всё-таки решила остаться рядом с ним, коль он ещё здесь! Тем не менее внутри медленно нарастала тревога, спешащая увести Вову туда, где опасения не смогут дотянуться до него. Туда, где он будет в полной безопасности…

Шум, образовавшийся за спиной, заставил Вову обернуться. Пачка с чипсами, к которой он коснулся несколько секунд назад, лежала прямо у ног, играя отражающимся от её глянцевой поверхности светом ламп, словно не дождавшись мальчика, решила подобным жестом напомнить ему об уходящей на второй план изначальной цели.

– Эй! Будь там осторожнее! – прикрикнула продавщица, увидев валяющийся на полу товар. – Кому захочется жевать раздавленные тобой крошки?

Вова бегло направил в её сторону удивлённый, слегка растерянный взгляд, и быстро опустил голову обратно, стараясь понять, каким образом упаковка чипсов сумела упасть. Между ней и краем полки протянулось не менее пятнадцати сантиметров свободного места, чтобы стоящие у края вещи не могли также очутиться на полу. Никто и никогда не пытался сократить их, и уж больно не понравилось Вове это. Непонимание заставило его насторожиться и вновь ощутить лёгкое прикосновение мнимой опасности. Он знал, вещи не способны менять своё местоположение, если того не захочет человеческая рука, выполняющая очередной каприз мозга, не наблюдаемой к сожалению мальчиком. Однако факт оставался фактом, ударяя присущей неоспоримостью похлещи твёрдого кулака: «Лейс» покоилась на полу, и никакая сила не воздействовала на них в данную секунду. Ничего ощутимого, сумевшего столкнуть их.

Совсем растерявшись и не зная как правильнее всего поступить, Вова почесал затылок. Голос разума всё настойчивее приказывал ему плюнуть на случившееся, развернуть, и со всех ног бежать прочь, бежать домой и позабыть об этом пасмурном апрельском дне, как об очередной злой шутке судьбы, смириться с которой суждено ему поздно ночью, уткнувшись пухлым лицом в пропитанную слезами подушку. Но по велению обычая, на добродушный проблеск благоразумия нашёлся свой змей-искуситель, и Вова вдруг осознал, что где-то в душе медленно, словно увеличивающийся по мере сгорания спички огонёк, зреет желание опустить руку и поднять чипсы. Да, он был вполне не против сделать это, ибо когда ещё случай обернёт своё удачливый лик в его сторону?

«Они упали… Но и что же в этом такого? – вдруг задался он вопросом. – Они надёжно упакованы, и грязь с пола не попала в них. С кем не бывает».

И снова тот голос. Тихий, еле слышный шёпот, почти невосприимчивый, скорее напоминающий отголоски далёкого эха, искажённого долгим расстоянием:

– …совсем не нравится…