Вова тогда не считал это особо страшным происшествием, ибо вода затопила у них только погреб – места, которого он боялся из-за таившихся во мраке глубины монстров. Однако, стоя сейчас у обрывистого края, мальчика пробила дрожь. Пробила лишь от одной мысли, что Слюдянка могла поднять гораздо выше. В её завораживающий глаз серой глади таилась мучительная смерть, и Вова поспешил дальше, не желая видеть грязную реку. До дома оставалось меньше километра, и уже через десять минут его руки легли на щеколду, запирающую выкрашенную в голубой цвет деревянную калитку. Раздался тихий скрип, и сердце мальчика замерло в груди. Встревоженный взгляд остановился на входной двери с отчетливо видневшимся в петле серым замком. Что это? Страх или какое-то похожее на него чувство? Вова ощутил внутри себя небывалую усталость. Почувствовал себя вымотанным, будто запретная ноша высосала весь имеющийся запас сил. Вова приблизился к мысли, что не сумеет дойти и до крыльца дома и рухнет прямо там, где стоит. Но собравшись в последнюю секунду, он всё-таки поплёлся к дому. В тот момент неожиданно для самого себя подумал, что было бы неплохо, окажись родители дома. Они бы сумели избавить сына от тяжкой ноши, и вытекающие последствия нисколько не волновали его.
Вова приблизился к ступенькам, снял сапоги и ступил на холодное крыльцо. Нет, родителей дома не было, и навесной замок подтверждал сей факт. Маленький ключик, подвязанный красной веревочкой, затянутой концами в узелок, лежал под круглым ковриком, сшитым бабушкой на мамин день рождения пять лет назад. За прошедшее время он успел порядком износиться, порваться и выгореть на солнце. Цвета потемнели, и сужающиеся ближе к центу круги вдруг вызвали у Вовы вспышку гнева. На кой чёрт он вообще нарушил своё обещание и проигнорировал родительский запрет, если от прежнего желание не осталось и следа?! Почему же он оказался настолько глупым и слабым, не сумев противостоять самому себе?! Своим желанием?! Своему искушению?! И тогда из Вовиных глаз потекли слёзы. Горькие слёзы, оставляющие длинные следы на щеках. Понимание пришло к нему слишком поздно. Пришло тогда, когда большая часть мальчика склонилась над бездонной пропастью – над запретной чертой, над финалом сей истории, откуда нельзя было развернуться и отойти назад, осознав свои ошибки, сбившие с верного пути…
Но полчаса назад его наполняло такое счастье, такая радость, какую может дать только сладкий глоток искушения. Не каждый день человеку позволено испытывать блаженное наслаждение, отрывающее на мгновение живую душу от земли. От чёрной земли, прогнившей дьявольскими пороками и людскими грехами, вознеся её высоко в голубые небеса, где легко и всегда светит солнце, не заслоняющееся мрачными тучами и не расплывающееся в слезах (именно такую думу дарует дьявол – красивую и соблазнительную, устоять пред которой могут далеко не все).
Терзаемый беспомощностью, заменившее шаткую уверенность, лишь полностью осознав своё затруднительно положение, Вова поднялся на верхнее крыльцо, приподнял край коврика, согнувшись в коленях, и достал ключ. Что же ему следует сделать потом? Он отопрёт дверь, войдёт внутрь, снимет с себя широкие джинсы и серый мешковатый свитер, бросив их в шкаф грубым комком, даже не удосужившись аккуратно свернуть одежду, дабы она не смялась, поместит рюкзак на отведённое для него место вблизи прогнувшейся кровати, вымоет руки, сядет за стол и…
И снова мысленный взор явил голубую упаковку «Лейс». Деревянная миска, наполненная жёлтыми хрустящими кружочками. Рядом – стоящая на такой же голубой салфетки такая же голубая миска с белоснежной, густой сметаной и утопающими в ней кусочками зелёного лука, немного напоминающий те зелёные горькие пучки, прорастающие к наступлению лета на маминых грядках. Сверху, словно вишенка на торте, покоилась веточка петрушки. Вова готов был дать клятву, что в эту секунду обонятельные рецепторы даже уловили исходящий от неё слабый запах. Несколько чипсов в качестве украшения сверху над логотипом и немного разбросанной зелени, завершающей отрадную глазу картину. Картину, которая будто всем своим фактом существования говорила ему: «Да, посмотри на меня и пойми, как близко я нахожусь к тебе. Очень близко, чертовски близко. Достаточно вытянуть руку, чтобы понять это». Соблазняла его.
Сквозь образ, следом испарившийся, послышался тихий голос, привлёкший Вовино внимание: