«Лейс» с особым вкусом

Но Вова уже не обратил на него должного внимания. Возбудившись, он потерял связь с чувством тревоги, отдаляющего мальчика от совершения роковой ошибки до последнего мгновения. До того как он нагнулся, вытянул руку и ухватил острый край упаковки, с громким шорохом подняв её. И именно тогда, почувствовав пальцами гладкую поверхность и выпуклость вертикального шва, Дежа-вю волной обрушилось на него, вскидывая на поверхность потонувшие в океане памяти давным-давно картины. Перед глазами в безудержном хороводе вспыхивали знакомые воспоминания, окутывающие сердце теплом, таким приятным и таким недостающим. Вкус, запах, ощущения, звук – всё стремительно восполняло потерянную форму, и мир медленно поплыл в голове.

Смерть ликовала и, наслаждаясь мгновением, заносила косу над покрытым чёрным капюшоном черепом. «Тебе хорошо, – изливался могильный холод из бездны за торжествующе раскрытыми челюстями, – так хорошо, что два крыла взметнулись за спиной. Пусть же они унесут тебя высоко вверх, в небеса, где жаркое солнце обратит их в пепел, и ты в ужасе рухнешь на землю, соединившись с ней воедино»…

Чипсы показались Вове необычно тяжёлыми…

3

Уверяю тебя, дорогой товарищ читатель, уверяю со всей таящейся внутри меня искренностью, ожидающие впереди тебя события отложат тяжелый мрачный след на каждом жителе села Михайловки. Многие будут вспоминать произошедшую трагедию, всем сердцем желая забыть гуляющие по пустынным улицам слухи, гонимые холодной рукой ужаса. Но мы всё равно будут помнить, и кажущиеся фантастической выдумкой воспоминания, въевшиеся в память подобно испивающему кровь клещу, заставят нас говорить.

Говорить против воли, будто подчинены мы чужому взору…

Иногда я прохожу мимо дома Лякиных, некогда ухоженного и жилого. Теперь его жильцами были мыши, тараканы и пауки. Особенно пауки. Двор зарос сорняками, окружившими выцветавшие на солнце стены с облупившейся краской непреодолимой стеной. Веселящаяся молодежь камнями разбила стёкла в окнах и порой, всматриваясь в эти тёмные дыры, окаймленные острыми стеклянными зубами, меня неожиданно постигает тревожное ощущение чьёго-то злобного присутствия. Словно нечто смотрело на меня оттуда, пока я смотрел туда. Главное различие состояло лишь в том, что это нечто действительно видело меня. В памяти сразу же всплывал рассказ, услышанный мною спустя несколько дней после вышеописанного. Рассказ, по правде говоря, поначалу не нашедший внутри меня верующего отклика – уж слишком походил он на вымышленный бред, взятый из сюжета какого-нибудь фильма или книги. Соседи, живущие неподалёку от Лякиных, поведали удивительную, и в то же время жуткую историю: примерно в четыре часа дня, ничего не подозревающее семейство вернулось домой. Муж вместе с дочерью принялся выгружать из багажника покупки, совершённые в магазине «Мария-Ра», а жена, решив позвать Вову им на помощь, направилась в дом. Спустя десять секунд, раздался её леденящий душу вопль, ибо сын её уже мёртвым лежал на кровати в собственной спальне, а на его груди спокойно восседал…

Хотя стоп… Зачем сразу раскрываться все карты и торопить события, идущие своим чередом? Давайте лучше вновь обратимся к нашему толстяку, неспешной походкой идущему в объятия своей странной смерти. Мелкие капельки дождя падали с пепельного неба, оставляя крохотные круги на поверхности воды, скопившейся в ямах после очередного весеннего дождя. Вова осторожно шёл по протянувшейся вдоль дороги земле, стараясь не испачкать свои резиновые сапоги, потому что дома мама обязательно заставит его взять щётку и тщательно смыть всю грязь. Тогда ему придётся наклониться и дать отцу лишний повод назвать его «Беляшом с вокзала». Однако прозвище в честь пирожка окажется не таким обидным, если к делу решит подключиться сестра. Бегать вокруг брата и хрюкать подобно свинье вошло у неё в привычку достаточно давно. Настолько давно, что Вова начал привыкать к неизбежной участи, постигающей, возможно, каждого толстого мальчика, боящегося лишний раз нагнуться и услышать насмешки окружающих людей, жалящие ничуть не больнее пчелиных жал.

– Ничего… ничего… Сегодня всё будет иначе… – подбадривал себя мальчик тихим шёпотом, слышным только ему. По крайней мере, он так считал. Миновала двадцатая минута с момента, когда Вова покинул двери «Малинки» и бережно, словно держа в руках свёрток с новорожденным младенцем, засунул «Лейс» в оставленный на скамейке рюкзак. Несколько раз он останавливался и перекладывал, боясь, что толстый учебник русского языка раздавит их. Именно тогда мимо на мотоцикле проехал ученик одиннадцатого класса Павел Проскурин (немного позднее он расскажет следователю о посетившем его в тот момент чувстве ничем не вызванного страха и не исполненном по необъяснимой причине желание попросить Вову избавиться от пакета с чипсами в руках). Павел окажется вторым человеком в тройке тех, кто видел Вову Лякина, возвращавшегося из школы ещё живым. Первым – продавщица, ну а третьим – я сам.