«Лейс» с особым вкусом

«Всё не так, как ты себе представляешь…» – казалось, он исходил от кого-то, кто стоял прямо позади него, шепча на ухо. Вова на пятках крутанулся назад, ожидая увидеть незамеченного им человека. Работающее с запредельной скоростью воображение уже успела обрисовать образ подкравшегося жуткого незнакомца, чей рот разрывался бы в широкой улыбке (подобно убийце Джеффу). Однако мальчик никого не увидел: на дворе с медленно прорастающей зелёной щетиной бродило несколько рябых куриц, склонивших к чёрной почве головы в поисках зёрен или насекомых. Рядом важной походкой топал петух, иногда окидывая взглядом своих квохчущих спутниц, а у больших накренившихся ворот, рядом с кирпичной баней, наслаждался сном маленький гаванский бишон Кастро. Дедушка ещё щенком привёз его из далёкой Кубы, где сейчас и проживает, в качестве подарка на день рождения Сони (после потери своей советской родины его опустевшая душа долго не могла отыскать себе покоя, пока тёплые объятия социализма и ложащийся на плечи дым кубинских сигар не сомкнулись над ним). Всё это время Кастро провёл в созерцании своих собачьих снов. Я могу лишь сказать, что с приходом Вовы сон для Кастро быстро сошёл на нет: исчезли сказочные видения – пережитки бодрствования, что сумели оставить особый след внутри его сознания. Им на смену вместе с Вовой явился кошмар. Жуткий, бесформенный кошмар, который медленно двигался к нему, вопя подобно человеку. Длинные тени простирали к щенку извивающиеся, словно щупальца осьминога руки, стараясь ухватить его и забрать во тьму, частью которой они и являлись. Сотня пылающих глаз не сводила со щенка своего испепеляющего взгляда и горящий в них огонь вот-вот вырвется наружу и поглотит его.

Кастро пытался убежать от тёмной сущности и бежал до той поры, пока карие глаза с ещё удержавшимся в них отголоском сновидения, исходящим ужасом, широко раскрылись. Кастро проснулся с мыслью, что монстр остался позади, выдохся и не догнал жертву. Но стоило ему приподнять голову и увидеть стоящего на крыльце толстого мальчика, как кошмар снова предстал пред ним. Кастро не увидел – почувствовал струящийся холод, плотно окутывающий живую душу в смертельные тески. Он почувствовал чужое присутствие, он почувствовал саму смерть, которая взошла вместе с толстым мальчиком на крыльцо дома…

Вова неотрывно наблюдал за псом, и случившееся никак не могло улечься в голове: Кастро, будто ужаленный осой, разом вскочил на все четыре лапы, поджав между задними хвост. Из раскрывшегося рта донеслось пронзительно тонкое жалобное поскуливание. Такое происходило с ним крайне редко. Кастро не отличался особой привязанностью к хозяевам, потому с лёгкостью переносил долгое одиночество. Он никогда не давал и малейшего намека на печаль или обиду. Никогда. Так что же случилось сейчас? Кастро явно был напуган, и Вова догадался об этом почти сразу же, не сумев только понять почему.

«…совсем не так, ибо душа давно стремилась к свершению этого момента».

Кастро медленно поплёлся вдоль забора, продолжая скулить, пока не скрылся из виду в небольшом проёме около восточной стены бани, выкрашенной белой краской. Он ни на секунду не отвёл взгляда от Вовы. Точнее от того, кто источал ледяное дыхание за спиной мальчика. Пёс скрылся за голыми ветками молодого клёна, аккурат пристроившись на мягкой постилке прошлогодней листвы, до которой не доставали грабли во время чистки двора.

Больше никто не видел этого маленького пёсика. Убегая, он сам того не зная, попал в ловушку. Страх не позволил Кастро выбраться наружу, и убившая Вову тварь с лёгкостью добралась до него, сумев обогнать и голод и пришедший вскоре холод.

Я сам видел собачьи останки.

Вова продолжал стоять на крыльце, тупо глядя перед собой. Голос… голос, звучащий внутри головы… Он ведь уже слышал его ранее! И тут до мальчика дошло: он вспомнил произошедшее полчаса назад и почувствовал холодные прикосновения, заставляющие волосы на затылке встать дыбом. Он помог ему побороть неуверенность в действиях и войти в магазин, помог решиться взять чипсы, когда всё та же неуверенность вновь просочилась в сознание.

«Просто воля твоя слаба и никчёмна. Она позволила прорости ядовитым росткам сомнения, что успели родить на своих стеблях плод иррационального страха. Разве не так?»