Читаем Лейтенант полностью

– Ты ведь знаешь, – продолжал Силк, – что я надеялся включить в свою книгу главу о языке, не так ли?

Видимо, услышав в собственном голосе чересчур откровенный упрек, он нервно усмехнулся.

– Могу я узнать, что ты собираешься делать со своими «Грамматическими формами»? Публиковать?

Силк слишком спешил.

– Публиковать? Это?

– Почему нет? Тогда твои старания увидит больше людей, так ведь?

Все-таки они с Силком очень разные, подумал Рук. Силк и представить себе не мог лучшего применения словам, нежели поиск широкого читателя. Зачем трудиться, если не ради того, чтобы твое произведение издали? Он и сам до недавних пор смотрел на вещи схожим образом. И еще недавно охотно ухватился бы за мысль о том, что его труды обретут многочисленных читателей.

Решив изучать местный язык, он продумал лишь первый шаг: стал записывать новые слова. Теперь же он увидел, как сильно отдалился от того мира, что некогда делил с Силком. Казалось, Тагаран увела его прочь по совершенно иному пути.

– Может, это и пробудит некоторое любопытство. Среди ученых. Скажем, тех, кто собирает сведения о языках далеких племен. Но чтобы опубликовать… Не думаю… То есть сомневаюсь… Я полагаю, вряд ли найдется много… читателей.

Силку явно полегчало, словно он поднял тяжелую ношу на вершину холма и теперь мог позволить силе тяготения сделать свое дело.

– Ты совершенно прав, Рук, – поддакнул он. – Вынужден с тобой согласиться. Вряд ли это многим покажется любопытным. Я же в свою очередь опечален тем, что так мало знаю о здешнем наречии – отчасти по причине моего отъезда в Роуз-хилл. Я, так сказать, размышляю вслух, ты ведь понимаешь.

Он осекся, но Рук подозревал, что его нерешительность могла быть обыкновенным притворством.

– Слушай, Рук, – вновь заговорил Силк, будто эта мысль только что пришла ему в голову, – а почему бы нам не объединить усилия – нам с тобой? Ты мог бы включить свой словарь и грамматические формы – на правах соавтора, разумеется – в мой путевой дневник в качестве приложения…

Не дожидаясь ответа, он поспешил продолжить.

– Само собой, тебе достанется часть того вознаграждения, что обещал мне мистер Дебрет – это мы уладим. Получишь долю от общей суммы pro rata[27].

Он помедлил. В голове у Рука крутилось лишь одно слово: «нет!», но он ничего не ответил. Силк быстро заговорил снова.

– Под этим я, конечно, имею в виду, что если твой вклад, выраженный в количестве страниц, составит шестнадцатую долю от объема книги, тогда тебе достанется одна шестнадцатая от общей прибыли… Что скажешь, друг мой?

– Да, я и сам знаю, что значит pro rata, Силк, благодарю.

– Да брось, Рук! – шутливый тон Силка звучал несколько натужно. Неужто ты вздумал со мной торговаться? Поверь, мы придем к соглашению, которое тебя устроит. Обделенным ты не окажешься, будь уверен.

Тут внутри у Рука что-то вспыхнуло, точно щепка, в миг охваченная белым пламенем.

– Дело не в доле, Силк! Я не пытаюсь выторговать у тебя пару лишних фунтов, шиллингов или пенсов!

Те записи отражали лучшие дни его жизни. Быть может, ему и придется поделиться ими, но уж точно не с целью наживы.

Облокотившись на стол, Силк внимательно вглядывался в его лицо. Прямо как в тот день, когда пытался выведать у него насчет Гардинера, он учуял, что Рук что-то скрывает.

– Да и потом, может оказаться, что этого недостаточно, – прибавил Рук. – Чтобы кому-то показывать. Так что… Поживем – увидим. Ладно?

Он потянулся через стол и забрал одну записную книжку, но вторую Силк все еще листал.

– Ловлю тебя на слове, – отрешенно пробормотал он, и Рук подумал: «А это как понимать? Я ему ничего не обещал!» Силк перевернул страницу, и его худощавое лицо удивленно оживилось.

– Тьа… что-то там… Ну-ка, Рук, что тут написано?

Руку не оставалось ничего, кроме как удовлетворить его любопытство.

– Тьерабаррбоварьаоу.

– Благодарю. А вот и перевод: «Я не стану белой. Это произнесла Тага… – на имени он запнулся, – Тагаран, в отчаянии бросив на землю полотенце, после того как я сказал ей, что если она будет мыться, то станет белой». Какая грустная сценка. Жестоко было обещать ей это, разве нет?

– Да нет же, это ведь шутка! Мы… мы оба дурачились. Это просто шутка. Потому что белые люди думают, будто их цвет кожи лучше…

«Белые люди». Можно подумать, он сам не принадлежит к их числу.

– Это просто шутка, – повторил он и услышал в собственном голосе нотку бессилия. – Это умная девочка, она не так глупа, чтобы подумать… Нам это показалось забавным.

Он написал «в отчаянии», имея в виду притворное отчаяние. Ему казалось очевидным, что все это было не всерьез. Кому из туземцев, пусть даже ребенку, могло прийти в голову, что от мытья его кожа побелеет? Он не стал объяснять на бумаге смысл этой шутки по той же причине, по которой не считал нужным записывать, что они дышат или что у них бьется сердце.

Силк его не слушал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза