Лейтенант Бертрам

— Сто пятьдесят песет! — назвала цепу толстуха. — К тому же у нас есть немецкие вина, шведский пунш и, конечно же, шампанское. Я велю подать вам карту вин.

— Вы нам сперва сервируйте дамочек, а уж потом мы выберем напитки! — заявил Завильский.

— Шутник! — рассмеялась старуха и толстыми пальцами взяла Завильского за подбородок. — А он почему такой грустный? — спросила она, короткой толстой рукой указывая на Бертрама. — Ну ничего, мы его развеселим!

Бертрам и в самом деле выглядел вконец растерянным. Он уже корил себя, что из страха перед насмешками приятелей, дал себя втянуть в эту авантюру. Может, лучше было бы встретиться с Хартенеком и объясниться с ним начистоту. Между тем хозяйка открыла дверь, хлопнула в ладоши и в комнату ввалились семь женщин, все как на подбор блондинки. Одна, с бледными щеками и влажноблестящими глазами чахоточной, опустилась на диван рядом с Бертрамом.

— Меня зовут Марианна, — тихо сообщила она.

— Марианна? — испуганно переспросил Бертрам и опустил глаза.

Хозяйка как раз представляла двух последних девиц:

— А это Брунгильда и Сигрид.

— О, да тут весь германский эпос! — насмешливо произнес Штернекер.

А Завильский особенно воодушевился при виде этих двух, похожих на горничных из Померании.

— Согласитесь, это ведь совсем другое дело! — требовал он. Потом, заглянув в карту вин, присовокупил: — Но если нам придется вливать выпивку во все эти семь глоток, мы выйдем отсюда нищими.

— Да выбирай уж поскорей! — наседал на него Бертрам, он чувствовал себя несчастным и потому хотел побыстрее напиться.

— Шампанского, ребятки, шампанского! — кричали Брунгильда и Сигрид.

Тем не менее выбор мужчин пал на немецкое белое вино. Брунгильда и Сигрид запели, и Завильский стал им подпевать. Между тем Бертрам узнал от своей соседки, что она, вопреки его предположению, приехала сюда отнюдь не из Германии. Последние годы она провела в портовом борделе в Тетуане, и остальные девицы тоже попали сюда кружным путем, некоторые из французских колоний, а Брунгильда и Сигрид совсем недавно прибыли из Рио-де-Жанейро, где они год проработали танцовщицами.

Только беседа немного оживилась, как толстуха хозяйка ввела в гостиную трех темноволосых и, пожалуй, чересчур элегантно одетых молодых людей.

— Детки! — воскликнула она, — господа итальянцы составят вам компанию!

Итальянцы сразу же подсели к столу, любезным жестом поприветствовав немцев.

Завильский тут же рявкнул:

— Вива эль дуче!

Итальянцы с безукоризненной вежливостью поднялись с мест, и один из них, с черной эспаньолкой, крикнул:

— Хайль Гитлер!

Штернекер, очевидно, не желая оставаться в долгу, тоже вскочил и крикнул «ура!» в честь Бальбо.

Итальянцы и секунды не помедлили с ответом:

— Вива эль генералиссимо Геринг!

При каждой здравице — женщины звонкими голосами вторили мужчинам — опустошались бокалы. Штернекер с уважением разглядывал итальянцев.

— Ну и хитры же они, просто блеск! — сказал он своим друзьям.

Завильский согласился:

— Отличные ребята, будут лакать, пока не свалятся.

Затем все пили за Италию и Германию и наконец, словно бы на прощание, одновременно гаркнули:

— Arriba España!

Они были весьма довольны гармонией, так легко возникшей из их военного братства. Тем временем все перешли на коньяк. Уже нетвердо держась на ногах, из-за стола поднялся юный итальянец и стал произносить речь, которую вскоре прервал Штернекер, провозгласивший новый тост за Муссолини. Таким образом игра началась сначала. Их заздравные крики сопровождались звонким смехом дам. Три из них присоединились к итальянцам, чем те, казалось бы, должны были быть довольны. Однако обладатель эспаньолки пытался подцепить толстую Брунгильду, сидевшую слева от Завильского, справа от него сидела Сигрид. Завильский сбросил руку итальянца с голого плеча Брунгильды, но тот не желал отказаться от своих притязаний на нее. Тогда Завильский встал с бокалом в руке, поклонился итальянцам и провозгласил:

— За покорителей Гвадалахары!

Что тут началось! Обладатель эспаньолки хотел броситься на Завильского, но один из приятелей и Брунгильда удержали его. Пока они втроем затеяли возню, юный итальянец, чью речь недавно прервал Штернекер, пытался что-то объяснить немцам. Он вспомнил и о капризной богине войны, которую сравнивал с белокурой Брунгильдой. В конце своей речи он заявил, что итальянские легионеры были разбиты не паршивыми испанцами, а своими же соотечественниками. И если уж на то пошло, люди из интербригад были, конечно же, итальянцами.

Завильский ухмыльнулся, а Штернекер саркастически рассмеялся, и даже Бертрам не смог удержаться от смеха. Он с изумлением прислушался к себе. Да я же просто пьян, подумал он.

Завильский уже орал:

— Полный бред! Немцы вас разбили, немецкие коммунисты, люди, которых мы просто…

Он смахнул со стола несколько бокалов. Это был сигнал тревоги, итальянцы тут же вскочили и принялись орать на немцев. В секунду затишья Завильский наконец объяснил итальянцам, что здесь им вообще делать нечего.

— Немецкие женщины вам не по рылу! Мы не потерпим осквернения расы!