Лейтенант Бертрам

Бертрам хорошо знал все эти разговоры, но сейчас они уже не соблазняли его, как прежде, ибо картины, нарисованные честолюбивыми мечтаниями Хартенека, навели его на странные мысли. Он перестал следить за ходом рассуждений Хартенека. Он ощущал себя подавленным и угнетенным реальностью. Вспомнил товарищей, Завильского, Штернекера, Бауридля, вспомнил и тех, кто покоится на кладбище в Авиле. Еще утром он как бы отстранялся от них, но сейчас, беседуя с Хартенеком, почувствовал себя накрепко с ними связанным. То, что происходило у них в эскадрилье, было просто и ясно, по крайней мере, сейчас ему так казалось. И совсем иначе обстояло со всем тем, о чем говорил Хартенек; например, радость от поражения итальянцев или даже намеки, что победа вовсе не так уж была желательна, что эту войну хотят намеренно затянуть. Все это звучало странно, сомнительно и неопределенно. Может быть, лучше было вовсе ничего об этом но знать.

— Так что же ты мне предлагаешь? — спросил Бертрам.

— По-моему, я достаточно ясно выразился! — в нетерпении выкрикнул Хартенек. — Нам в штаб нужны офицеры. Тебя придется отозвать.

— Я не хочу! — твердо и решительно ответил Бертрам.

— Почему?

— Ах, да тут многое сошлось… — Бертрам медлил, словно прежде чем выговорить слово, хотел сам себе все уяснить. — Ты стремишься к большим задачам, к серьезной ответственности. Я — нет, я не хочу ответственности, честное слово, не хочу. Не хочу отвечать ни за то, что здесь происходит, ни за что-либо еще. Не знаю даже, как тебе это объяснить. Вот, к примеру, вы посылаете на Мадрид «хейнкели». Но с тех пор, как здесь русские, это просто убийство, в чистом виде.

Хартенек задумчиво покачал плешивой головой.

— Вместо того чтобы снабжать нас машинами получше, — с внезапной горечью выговорил Бертрам, — нам отдают приказ расширять мертвецкие. Свою, если хочешь знать, мы окрестили «Великой Германией». Тут многое не так. Слишком много попов и генералов. Слишком много богатых и слишком много бедных.

— Дай срок! Все еще переменится! — уверил его Хартенек. — Ты же не думаешь, что мы хотим здесь сыграть только военную роль. А кстати, у вас что, все так настроены?

— Вот уж чего не знаю! — осторожно уклонился от ответа Бертрам. — Во всяком случае, мы на такие темы не распространяемся, если ты это имеешь в виду.

И опять их разделяла пропасть.

Полуприкрыв глаза, Хартенек раздумывал, что же он такое должен сделать, чтобы вновь завоевать Бертрама. Его том сильнее тянуло к Бертраму, чем явственнее он видел, что тот куда больше отдалился от него, нежели об этом можно было судить по его письмам. Притом худшее еще не было оказано. Лучше уж сразу сказать, а то он узнает об этом другим путем и тогда между нами все будет кончено.

— Если я вернусь отсюда, — быстро начал он, — мое повышение уже невозможно будет откладывать. Я стану капитаном и добьюсь допуска в генеральный штаб. Пожалуйста, не смейся. На сей раз дело верное. У меня есть все шансы на успех. К тому же я женюсь.

— Ты? — опешил Бертрам.

— Ну да, мы же все теперь женимся! — прошептал Хартенек. — Я уже обручился.

Он хохотнул как-то неуверенно, однако тут же осекся, увидев ошеломленное лицо Бертрама.

— Да не изумляйся ты так, — успокоил его Хартенек и тут же стал оправдываться: — А что мне оставалось делать? Я уже дошел до ручки. Тебя же там не было, ты этого не пережил. Йост во что бы то ни стало решил сжить меня со свету. Все из-за той дурацкой истории с Крессом, ну и из-за тебя, конечно. Так что другого выхода у меня не было. Моя невеста — Эрика Шверин, ты ее знаешь.

Разговор почти иссяк. Правда, Хартенек расспрашивал Бертрама обо всем, что могло бы того расшевелить, но Бертрам лишь односложно отвечал на вопросы. Условившись с Хартенеком встретиться вечером — а зачем, собственно, подумалось ему, — Бертрам поехал в свой отель.

Он очень обрадовался, когда за ним зашел Штернекер. Они сидели на террасе кофейни, пили аперитив и глазели на уличную толпу. Здесь были совсем другие люди: смуглокожие, темноволосые, лица аскетов, инквизиторов, персонажи Гойи, глаза Эль-Греко. То и дело в толпе мелькали женщины с ненатурально светлыми пышными волосами.

— Ты в самом деле вечером пойдешь с нами? — спросил Штернекер.

— Ну, разумеется! — решился в этот миг Бертрам. Из отеля он позвонил Хартенеку и был очень доволен, когда ему сказали, что Хартенека вызвали для доклада. Бертрам просил передать ему, что получил приказ немедленно возвращаться в часть.

После ужина он вместе со Штернекером и Завильским вышел из отеля. На одной из улиц предместья автомобиль остановился перед виллой. Им открыла седая марокканка и провела их в гостиную с плюшевой мебелью и вышитыми, салфеточками, где их поджидала немолодая, очень толстая испанка.

— Боже правый! — воскликнул Штернекер, — ну и влипли же мы!

— Если вам здесь не нравится, никто вас не задерживает! — сказала толстуха и встала с большим достоинством. Первым нашелся Завильский, он извинился за Штернекера и пожелал незамедлительно взглянуть на дам.