Он не понимал, что она смущалась, когда ей напоминали о прошлом. Ведь это был батальон Альберта. Она всех знала, и все знали ее. Здесь были друзья Альберта, и для них она продолжала оставаться его женой. Они обрадовались, когда пришел Круль с Хильдой и они больше не были одни. Круль достал из-под кровати бутылку вина, и они чокнулись двумя стаканами, стоявшими на ночном столике. Круль не скрывал своей близости с Хильдой Ковальской — он сидел на кровати рядом с ней, обняв ее за плечи, и говорил так, будто между Ирмгард и Хайном существовала такая же близость. Все, как нарочно, нарушало то естественное тяготение, которое они испытывали друг к другу. Наконец Ирмгард, долго ожидавшая, что Хайн догадается уйти, сама заговорила о том, что нужно идти на площадь. Хайн и Ирмгард больше ни на секунду не оставались одни.
Георг познакомил Ирмгард с врачом, сказав:
— Керстен, это жена Альберта. Я рассказывал тебе об Альберте.
Керстен подал ей руку, а затем обратился к Хайну:
— Я должен с тобой переговорить. Это очень важно, у тебя есть время?
Но Хайн отмахнулся от него, сказав:
— Оставь, мы поговорим потом. — Он знал, чего добивается врач: тот снова заговорил бы о Хильде Ковальской.
Они сидели рядышком на скамейке под аркой, наблюдая за парами, танцевавшими на цементной площадке для игры в мяч.
Вальтер Ремшайд, командовавший теперь ротой Стефана, с довольным видом приковылял на своих коротких кривых ногах и поздоровался с Ирмгард. Разумеется, он заговорил с ней о «прежних деньках», не забыв упомянуть и Альберта. Да, здесь с каждым ее связывали общие воспоминания, и каждый был вправе копаться в них. Ирмгард чувствовала себя как в плену и сочувственно посматривала на Хайна. К ней подошел маленький Эрнст Лилиенкрон, который немного посвежел, пока они стояли на отдыхе. Его интеллигентное лицо уже не было таким бледным. Он предложил Ирмгард подняться с ним на колокольню к пулеметчикам.
— Наверху тебе откроется прекрасный вид: увидишь всю площадь и этих девушек в пестрых платьях.
— Давайте поднимемся вместе, — предложила Ирмгард. Она взяла Хайна Зоммерванда за руку. Но Хайн перехватил испуганный взгляд художника и понял, что тот хочет показать ей фото жены и ребенка. И Хайн сказал, что ему необходимо попасть на площадь, а она пусть идет с Эрнстом одна.
В поисках Маноло, которого он не нашел, Хайн наткнулся на Флеминга и ему пришлось станцевать с его черноволосой подругой.
Когда он вернул ее настороженному Флемингу, тот потребовал:
— Я хочу жениться на ней, переведи ей.
— Как же ты будешь с ней жить, — возразил Хайн Зоммерванд, — если ты даже не можешь объясниться с ней по-испански?
— Она выучит немецкий, не сомневайся, выучит, — уверял Флеминг. — Она способная.
Девушка шла в окружении двух мужчин, которые у нее над ухом говорили на чужом языке, и ее это очень смешило. Солнце уже не жгло, как в полдень, а мужчины продолжали горячиться почти как испанцы.
— Ты хочешь жениться на ней, а затем поселиться здесь, в Испании? — спросил Хайн.
— Вовсе нет. Конечно, потом я возьму ее с собой в Германию, — уверенно заявил Флеминг.
— Когда же?
— Ну, когда мы здесь кончим. Ведь ясно, что тогда настанет черед Германии.
Флеминг не отставал, и Хайну Зоммерванду пришлось-таки перевести девушке его предложение. Ее темные глаза смотрели на тучу, висевшую над холмом за деревней. Она не засмеялась, а, привстав на цыпочки, обняла Флеминга за плечи и расцеловала в щеки.
Работала она на кожевенной фабрике в Мадриде. Раньше там делали дамские сумочки, а когда началась война, стали делать портупеи и патронташи. Ее брат был в армии, а отца убило в Мадриде осколком бомбы.
— После войны, — сказала она.
Для Хайна это прозвучало как «никогда». Но Флеминг ликовал и смеялся над Хайном.
— Эх ты со своей осторожностью. Нужно только как следует взяться. Значит, теперь я жених!
Непонятный груз, давивший на Хайна, ослаб. Улыбнувшись, он поздравил Флеминга.
Рыночная площадь походила на одно из немногих веселых полотен Гойи: здесь танцевали, пели, смеялись и пили. Не успел Хайн ступить на площадь, как на другом ее конце появилась Ирмгард. Хайн Зоммерванд разом отрешился от забот и мрачных мыслей, и на душе у него полегчало.
— Ну как, ты видела живописный пейзаж и жену Эрнста с младенцем? — насмешливо спросил Хайн.
— Да, — сказала она. — Кстати, прелестный малыш и совсем не похож на него. А теперь самое время проведать нашего ребенка. Да, Хайн, вот что я тебе скажу: у вас здесь очень мило, но это не то, чего хотелось бы мне. Душе холодно. Этот климат ей не на пользу. Я знаю, что не должна так говорить. Это тебя огорчит, но, вероятно, лучше сказать правду.
Лежавшая на выступе стены тяжелая рука Хайна Зоммерванда дрогнула. Он посмотрел на нее, точно она была чужой, не принадлежащей ему.
Наверное, она не так выразилась, напряженно думал он. Но сердце его сжалось.