Они давно уже вышли из города. В ответ на ее излияния Хайн не проронил ни слова. У него тоже было тяжело на сердце, и он думал, что неплохо было бы повернуть обратно. Он повел ее назад, по дороге между огородами. В одном из маленьких домиков еще горел свет. С дороги можно было заглянуть в окошко. Там над столом висела голая лампочка. Старый человек в жилетке сидел за столом и читал книгу.
Хайн Зоммерванд знал этого старика, месяц назад тот устроил ему встречу с Георгом, и он же — так было условлено — должен был сообщить Хайну, если все окажется в порядке.
Но никто ни о чем ему не сообщил, и Хайн по-прежнему был на положении изгоя. Тяжесть обвинения и сознание своей отверженности вновь невыносимым бременем легли ему на плечи.
К удивлению Марианны, он вдруг остановился посередь дороги. И с ненавистью уставился в светлое окошко, на старика, этого безмолвствующего вестника судьбы. Позади старика на плите стояли кастрюли, над плитой сушилось белье.
С отчетливостью, от которой чуть не разорвалось сердце, Хайн вдруг понял, что дела его с каждым часом все хуже и хуже. Он забыл о Марианне, повисшей на его руке, и не сводил глаз со старика. Он видел, как тот, читая, шевелит своими тонкими губами. Я заскочу к нему на секунду, подумал Хайн. Только спрошу, в чем дело. Не могут же они заставлять меня столько ждать.
— Хайн, Хайн, что с тобой? — зашептала Марианна, вдруг испугавшись. У него сейчас было такое же жесткое лицо и такой же непонятно чего ищущий взгляд, как в то утро, перед его исчезновением. Неужели опять всему конец?
Хайн обернулся. Они меня до смерти замучают, с горечью подумал он. И рядом с Марианной побрел в темноту. Потом он вспомнил, что должен еще утешать ее. Она ведь так плакала недавно. И он сказал:
— Теперь у тебя будет ребенок, Марианна. Вот увидишь, ты еще будешь счастлива.
— Позволь мне объяснить тебе все, до конца, — попросила она и рассказала ему о Бертраме. Разговор о нем доставил ей какое-то болезненно-сладострастное удовольствие.
— Я ведь тебе говорила, как я живу. И вот появился он. Молодой, привлекательный. Сначала я полюбила его просто как брата. Он был так молод, хотел, чтобы жизнь покорялась ему. Потом все изменилось. Я была так ужасно одинока. Сперва я думала о нем по утрам, просыпаясь. Потом стала думать по вечерам, когда не могла заснуть. И не только потому, что он присылал мне стихи, — соврала она вдруг.
Хайн сухо поинтересовался:
— А что об этом известно Йосту?
— Вот в том-то и дело, я должна, должна ему все сказать. — Только тут Марианне открылось, что ей и впрямь ничего другого не остается. Йост и так уже что-то, видимо, заподозрил.
— Погоди, да погоди же, — пробормотал Хайн. Он был смущен и растерян, ему было стыдно, что он вообще задал этот вопрос.
— Видишь ли, — попытался он объяснить, — вот я — мужчина, и если подумать, то я, пожалуй, предпочел бы не знать, что жена меня обманывает. Да, конечно, я бы предпочел не знать…
Дорога была неважной. Сплошная щебенка. То и дело под ноги попадались осколки стекла или консервные банки. В конце концов Марианна чуть не упала, споткнувшись о кирпич. Хайн едва успел ее подхватить.
Вся дрожа, Марианна проговорила:
— Это бессмысленно. Я должна ему все сказать.
Дальше Хайн уже вел ее за руку, покуда не увидел свет уличных фонарей.
— Не надо, чтобы тебя здесь кто-нибудь видел, — сказал Хайн. — Да еще со мной. Я пройду вперед и сделаю тебе знак, если на улице никого нет.
Она печально кивнула, но не отпустила его. Крепко держа Хайна за руку, она прошептала:
— Кажется, мне немножко полегчало.
— Я желаю тебе всего самого доброго, — шепнул Хайн, — я, правда, желаю тебе всего самого доброго.
С ярко освещенной главной улицы он помахал ей, и она заспешила на его зов, но, когда вышла на главную улицу, Хайн уже исчез.
Полк возвращался с маневров. Сомкнутым строем самолеты трижды облетели маленький город.
Люди высыпали на улицы и, задрав головы, смотрели на небо, откуда несся грохот моторов.
— Они вернулись! — в восторге орали школьники.
— Вот они и вернулись! — удовлетворенно кивали хозяева пивных и ресторанов, ибо во время маневров дела их пришли в заметный упадок.
— Вот они и вернулись! — ликовали горничные, продавщицы маленького универсального магазина и старшеклассницы из женского лицея.
— Опять они здесь! — с горечью сказали два молодых юриста-асессора и младшие ординаторы больницы.
Марианна тоже сказала:
— Вот он и вернулся! — Сказала смиренно и решительно.
Но, стоя у окна в ожидании, когда подъедет машина Йоста, она вспомнила слова Хайна: «Я мужчина. И я предпочел бы не знать».
Она стремительно сбежала по лестнице и сама отворила дверь. Йост быстро шел по дорожке ей навстречу. Глаза его на загорелом лице сияли. Но, не дойдя до двери, он обернулся.
— Вы перепутали чемоданы! — сердито сказал он пареньку, шедшему за ним следом. — Мой — из светлой кожи. А тот, что вы тут тащите, пусть Фритцше отвезет капитану Штайнфельду.
Потом он поздоровался с Марианной. Взял в ладони ее голову и поцеловал в лоб. Это было странно и сбило Марианну с толку.