Она решилась сказать ему все сразу, тут же, как только он приедет, и даже составила себе точный план. Она дала ему одному войти в свой кабинет, где над письменным столом висел купленный ею пейзаж. Сейчас он его увидит, позовет меня, подумала она, и тогда… Но тут в ее памяти опять всплыли слова Хайна Зоммерванда: «Я предпочел бы не знать».
Она помогла горничной накрыть стол в столовой и в страхе ждала, что Йост ее позовет. Но он не звал ее. Надо мне самой к нему пойти, подумала она, но у нее не хватило решимости. Видно, он не так уж обрадовался картине. От этой мысли она окончательно пала духом.
— Если так… если так… — шептала она грустно и безнадежно.
Йост между тем стоял у себя в комнате, удивленный, что она оставила его одного. И вообще, она даже толком не спросила, как его дела! Картина над письменным столом ему не слишком понравилась.
Итак, все началось неудачно. За столом Марианна, удрученная, сидела напротив него. С каждой секундой бремя невысказанного признания становилось все тяжелей.
Выпив и перекусив, Йост стал разговорчивее и оживленнее, и ее молчание было для него как нож острый. Он говорил о маневрах, об обеде в штабе дивизии, потом заговорил об авариях и внезапно опять пришел в дурное настроение.
— Впрочем, без последствий это дело не останется! — угрожающе произнес он. — Я не намерен и дальше терпеть штучки этого Хартенека.
Марианна не очень поняла, о чем он говорит. А он вдруг перегнулся через стол и впился в нее взглядом.
— Если я не ошибаюсь, — сказал он, — у Хартенека что-то такое начинается с Бертрамом.
— Нет! — сказала Марианна и встала. — Как тебе такое в голову могло прийти?
— Нет? А почему нет? Что ты об этом знаешь? — быстро спросил он и вынул из глаза монокль.
— Естественно, ничего, — ответила Марианна спокойно и усилием воли согнала краску с лица.
— Но объясни же мне, — настаивал Йост.
— Что я должна тебе объяснять? — В голосе Марианны звучал холодок. — Я просто удивилась. Ведь он присылает Эрике стихи.
И напомнила:
— Что ж ты не ешь, ведь все остынет.
— Это Эрика тебе рассказала? — еще спросил Йост.
Марианна поспешила перевести разговор на праздник, который Шверины намерены дать в честь окончания маневров.
— В связи с гибелью Армбрустера придется праздник отложить, — разъяснил он ей.
После ужина выяснилось, что он неважно себя чувствует. У него разболелось правое колено, и он рано лег в постель. Марианна растерла ему колено муравьиной кислотой.
Придя к себе, она еще долго не ложилась. Все ее планы на сегодня рухнули.
Но разве так не лучше?
Марианна еще раз спустилась в кабинет Йоста, чтобы взять книгу. Картина над письменным столом ей тоже вдруг не понравилась. Надо будет ее отсюда убрать.
На другой день ей пришлось вызвать врача. После жизни в сыром лесном лагере у Йоста разыгрался ревматизм, а он был нетерпеливый, несносный больной. Так или иначе, но его раздражение и нетерпеливость заставляли ее молчать.
Надо подождать, пока ему не станет лучше, думала Марианна. Иногда ей казалось, что она чувствует, как ребенок растет в ее чреве. Таиться больше нет смысла. Она должна поговорить с Йостом. И к черту все заранее заготовленные слова. Она рассчитывала, что если уж соберется с духом, то сумеет сказать все как надо.
Йост лежал в постели и был не прочь поболтать. Как-то вечером они играли в мюле.
Йост наклонился передвинуть фишку. Пижама распахнулась, и стал виден широкий красный рубец на груди.
— Вот уже вторая партия — моя! — торжествовал он, но тут же сообразил: — Ты просто не следишь за игрой. О чем ты думаешь?
Марианна только вздохнула и хотела отодвинуть доску в сторону.
— Мне надо с тобой поговорить, Йост, — просительно сказала она. Внезапно она решила, что это должно произойти сейчас, сию минуту.
Но он настоял, чтобы она сыграла с ним еще одну партию. И с отрывистым, твердым стуком стал расставлять на доске фигуры. В комнате было очень тихо, ни единого шороха, только этот издевательский стук.
На Марианну он подействовал угнетающе. В лихорадочном возбуждении, охватившем ее, как только она решилась сейчас же обо всем рассказать, ей показалось, что это смерть стучит в ее грудь своей костлявой рукой. Сердце билось неровно, и играла она хуже, чем обычно. И очень скоро опять оказалась в безвыходной позиции.
— Да ты уже почти выиграл, — смиренно, но нетерпеливо заметила она и взмолилась: — Давай больше не будем.
— Нет, нет, тут еще не все потеряно. Надо доиграть до конца.
Марианна быстро схватила доску, чтобы ее убрать, но Йост держал ее обеими руками.
— Оставь!
— Ах, Йост, — засмеялась Марианна, продолжая дергать доску, так что несколько фигур свалилось на пол.
— Перестань! Ты что, не видишь, что делаешь? — рассердился наконец Йост и с яростью взглянул в ее побелевшее решительное лицо.
Что это, собственно, было? Они ожесточенно, всерьез, боролись за эту доску.