Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев

Петро неспешно ел кашу с мясом, жмурился на солнце да помалкивал. Собственно, Кащец и так за всю команду разглагольствовал. И как надобно жить объяснил, и где лагерь ставить, и о разведке осторожной поведал. Ну и насчет «ордунга» непреложного напомнил со значением. Миску новый капо себе отдельную заимел, остальным по посудине на четыре рыла досталось. С ложками тоже не особо богато – по кругу шли. Петро брал от Андре, передавал Машке, потом ложка доставалась австриячке – та, видать, разумом где-то на Акне застряла – смотрела в никуда, но зачерпывала и жевала исправно, только прозрачные ушки шевелились.

…Остров это был… Длинный, с мысами-загогулинами, глазами-озерами, зарослями кустарника, названия которого никто не знал. Возвышенностей мало, крупных деревьев вообще нет – с десяток пней, довольно свежих, пильных, и всё. Берега озера, или пресного моря все ж виднелись: днем вполне разглядишь не только горные вершины, на иглы Акна вовсе не похожие, но даже сосновый лес на берегу. Но далековато…

…Темнело неспешно, островитяне мелкого хвороста насобирали, ужин готовили. А когда Луна в небе появилась, начала команда «Versuchen» с ума сходить…

…Первым узбек завыл. Смотрел в небо, где два глаза-месяца разгорались, и вел тонкое бесконечное «иииииииииииии!». Народ сбился в кучу, отполз подальше. Земляк попрыгал рядом с безумцем, тоже отскочил. Закрыла лицо руками голландка, кричать принялась. Кащец топором грозил, Тонька за капо цеплялась, зубами клацала. Потом чуть ли не все орали, к песку пригибаясь, с ужасом вверх глядя… Темнело небо, смотрела разноглазая двойная Луна на людишек сумасшедших, звезд становилось все больше и ярче, и скользили они, кажется, все быстрее, черный бархат неба вспороть грозили.

Петро понял, что и сам сейчас заорет. Андре зубы скалил, в «саперку» двумя руками вцепился: сейчас зубами черенок грызанет. Машка-землячка голову локтями прикрыла, по песку елозила, словно зарыться в него пытаясь. Нужно было что-то делать, пока все сглузду не съехали.

Грабчак, пошатываясь, доковылял до пожитков, подхватил котел. Прошел мимо Сары – сутулая еврейка сидела, плотно зажав ладонями уши, смотрела на воющих человеков широко распахнутыми глазами, но, вроде бы, в рассудке оставалась. Петро зачерпнул воды, вернулся к своим и окатил Машку. Девка взвизгнула, лысо-ежистую голову из ямки выдернула:

– Охренел, хохол вонючий?!

– Панику отставь, дурка!

Машка отряхивала ежик волос от песка и пшена: котел вымыли дурно, зато студеной водицы он с избытком вмещал. Андре сам собой в разум пришел, сбегал за водой, пытался поить австриячку, та отбивалась, обратно под ватник голову прятала. Но не визжала, просто трусилась всем телом. Петро принес еще водицы, кивнул французу, тот задрал Анкин ватник – вода осторожно полилась на девчачью голову – та зафыркала, затрясла ушами-льдинками.

Вой унялся: узбек убежал куда-то во тьму, остальные охрипли, в себя пришли или вода помогла. Вот к голландке поздно подошли – вроде и сидела та молча, от мира ладонями заслоняясь, а оказалось, кровь на песок капает – выдавила девка себе глаза. Бинтовать кровавые дыры пытались, слепая все молчала. Умерла под утро. А узбек всю ночь завывал. Ходили искать – убегал по низким зарослям, в воду бросался и снова выл с дальнего мыса. Плюнули, в лагерь вернулись, выставив двух часовых, спать легли.

Узбек так и сгинул. Может, и к лучшему: держать умалишенных негде, если вязать, так и веревки всего с два метра имеется. К тому же почти у всех подряд с головой не совсем гут.

Кащец в лагере командовал, друзья сказали, что рыбу идут ловить – никто не возражал.

– Так що те оба месяцы? – бурчал Петро, подвязывая к короткой расплетенной бечевке крючок. – Може, в рацион що накидали? Помутнение хирна[124]?

– Но. Это ты твердый. Кожный. Найн паник.

На «твердокожего» Петро не обиделся. Тут всю жизнь с кожами работаешь, отчего ж самому не затвердеть? Да и не должен комсомолец приступам религиозного страха поддаваться. Ладно, может, и не религиозного, но все равно не должен.

Нацепили улитку, пока не клевало. Надо бы удилище толковое найти. Да и вообще как-то с умом осмотреться. Солнце пригревает, размаривает, но ведь нужно о деле думать.

– Кому, мы, Андрий, доверять коннен[125]?

– То вопрос. Социал, Арсен… так?

– Социал – гут. Арсен… хм…

– Он – юде.

– Гут, помозгуем. Из мадмуазелей? Машка стерво, но своя. Тетка Мотя, Сарка-иудейка…

– Анни, – ухмыляясь, подсказал француз.

– Що ты смехаешься? – рассердился Петро.

К бережку явился капо в сопровождении Тоньки-киевлянки. Кащец начальственно огляделся, положил на китель топор, начальственно погрозил рыболовам – не подсматривать! Принялись раздеваться, Тонька, повизгивая, полезла в воду. Петро машинально глянул, замер…

– Що? Богато шлюхости? – поинтересовался Андре.

Грабчак опомнился, перевел взгляд на леску. Осмыслив, спросил:

– Слухай, а ты давно трусы видел?

– Труса? Найн, округ смиливцы и храбривцы.

– Нихт храбрость. Трусы, одежка, фирштейн?