Лейтенант Шмидт

Сын рабочего, Александр Григорьевич Гладков еще мальчиком начал работать у слесарного станка. Отец его интересовался революционной литературой и давал сыну читать запрещенные книжки. А когда Гладков стал машинистом на «Очакове», его командировали в Сормово для приемки машин корабля. Тут он вступил в социал-демократическую партию. Сормовский комитет был большевистским.

Разговаривая с матросами, Саша Гладков умел осторожно, но недвусмысленно намекнуть, что накапливаются силы для освобождения народа от тирании царя. И матросы начинали верить в эту силу, находя в карманах своих бушлатов листовки большевистской партии, наблюдая, как смелеют товарищи и озлобляется растерянное начальство.

Связанные с революционерами матросы знали, что существует Центральный флотский комитет РСДРП — «матросская Централка». Кто входил туда, где комитет собирался — хранилось под величайшим секретом, и даже на «Очакове» никто не подозревал, что машинист Гладков, который так редко сходил на берег, встречается в лесу за инкерманской дорогой с другими членами неуловимой, грозной «Централки».

Гораздо больше говорили о «товарище Михаиле» — матросе, кажется, с броненосца «Екатерина II». Михаил появлялся то на корабле, то в экипаже, то на массовке в Инкермане, и его пламенные речи зажигали огонь надежды и отвагу в сердцах матросов и рабочих.

Когда Василий Карнаухов закончил радостный рассказ о встрече с лейтенантом Шмидтом, все вдруг заметили, как мрачен Саша Гладков.

— Братцы, — сказал он, справившись с волнением, — товарища Михаила больше нет. На днях его расстреляли. На рассвете, между Константиновской и Михайловской батареей.

И он рассказал о том, что еще несколько дней назад было строжайшей тайной. Товарищ Михаил — это матрос Александр Петров, социал-демократ, большевик, член «Централки».

Выросший в семье революционера, Александр Петров восемнадцати лет вступил в социал-демократическую организацию города Владимира. Во флот он пришел уже испытанным большевиком, хорошо знакомым с ленинской «Искрой». Это он составил листовку «Требования матросов «Екатерины II», изданную севастопольским комитетом РСДРП и распространявшуюся на всех кораблях, в том числе на «Очакове».

Сокращение срока службы во флоте, точное определение рабочего дня матроса, назначение достаточного жалованья, обеспечение при несчастных случаях и болезни, контроль над средствами, отпускаемыми на питание матросам, покупка продуктов самими матросами — вот основные требования Петрова и его товарищей. Требования были элементарные, но они отражали тяжелую жизнь матроса-рабочего, обкрадываемого бесчисленными интендантами и подрядчиками. На кораблях эта листовка вызвала бурю восторга.

Чухнин ответил тем, что подозрительных матросов стали списывать с кораблей. Списали и Петрова, который оказался на учебном судне «Прут».

«Матросская Централка» готовила единое, согласованное выступление команд если не всех судов эскадры, то по крайней мере основных. Внезапное восстание на «Потемкине» нарушило эти, планы. Отсутствие связи между революционно настроенными командами судов, которые командование намеренно разъединяло, посылая в разные концы Черного моря, привело к тому, что восстание на «Пруте» тоже оказалось изолированным.

Руководил восстанием Петров. Он не допустил расправы с офицерами, а когда увидел, что кровопролитие бесполезно, освободил арестованных и позволил увести судно, окруженное миноносцами. Офицеры обещали прутовцам предать забвению случившееся. Даже Чухнин, опасаясь осложнений, согласился с ними.

Но тот аппарат тупоумия и жестокости, который находился в Петербурге, решил иначе. Сорок два матроса с «Прута» были отданы под суд. Заседания суда происходили за городом, в глухой Киленбухте. С берега всю местность на расстоянии версты от бухты оцепил батальон солдат — матросам не доверяли. Вход в бухту охранялся двумя миноносцами. Судей из зала суда доставляли на Графскую пристань тоже под охраной миноносцев.

Петров взял всю ответственность на себя и не просил пощады. Прокурор уговаривал его назвать других участников «Централки», обещая за это помилование. Петров отказался. Его и трех товарищей приговорили к расстрелу.

Как рассказывал потом защитник, товарищ Михаил мало думал о предстоящей казни; его больше интересовало, какой отзвук нашло в стране потемкинское восстание.

Защитники послали кассационную жалобу, просили отменить смертную казнь. Ведь даже по царским законам подсудимые не нанесли существенного ущерба ни судну, ни его командованию.

Но тот самый Чухнин, который совсем недавно обещал оставить случившееся без последствий, теперь, когда дело дошло до царя, своим твердым писарским почерком написал: «Жалобу и протест отвергаю, приговор конфирмую. Казнь привести в исполнение немедленно. Чухнин».

— А расстреливали вот здесь… — Гладков показал в сторону Константиновской батареи, которую было хорошо видно с палубы «Очакова». — И еще товарищ Петров успел крикнуть перед смертью: «Вместо нас встанут тысячи!»

— У-ух… — простонал Антоненко, потер кулаками глаза и стал тяжело подниматься по крутому трапу.