Лейтенант Шмидт

Кроме того, Каранфилов был мастер «зажимать», то есть при всяком удобном и неудобном случае выжимать из матроса деньгу. Правда, в этом он не был оригинален. Казначеи, интенданты, ревизоры и прочие начальствующие лица строили в лучшей части города собственные дома, хотя до службы не имели никаких капиталов. Да и более мелкие сошки проявляли немало предприимчивости. Каждый раз, обращаясь с какой-нибудь просьбой к старшему писарю, фельдфебелю или боцману, матрос должен был преподносить им некую мзду.

Когда Гладков через некоторое время снова выглянул из люка, боцмана уже не было, и, поискав глазами Антоненко, он окликнул друга: «Самсон!». Не добавив больше ни слова, он так выразительно показал глазами вниз, что тот все понял.

Вскоре в одном из трюмных отсеков собралась группа матросов. Здесь были Гладков, Антоненко, Карнаухов, Частник, еще два-три человека. Саша Гладков, еще до флота связанный с социал-демократической организацией, как-то назвал этот отсек конспиративной квартирой, находящейся на пятнадцати футах ниже уровня моря.

— И чого ж вы, хлопцы, мэнэ сюда затягнулы, — посмеиваясь добродушными глазами, сказал Антоненко. — Я ж мужик, мое дило хозяйнуваты на хутори, волам хвосты крутыть…

Товарищи знали манеру Антоненко подшучивать над самим собой, манеру, которая вызывалась, по-видимому, невероятной силой этого человека. В силе он не уступал боцману Каранфилову, и товарищи прозвали комендора Самсоном. Восьмидюймовое орудие он один поворачивал вручную. Никита Петрович Антоненко был не только силен, но и красив — высокий шатен с бархатными глазами, с черными, загнутыми, как у девушки, ресницами. Поэтому офицеры «Очакова» дали ему другое прозвище, ничего не говорившее сердцу матросов, — «Аполлон».

Матросы «Очакова» считали, что красота Никиты немало навредила ему. Девчата засматривались на него, когда он был еще мальцом, и отец Никиты, екатеринославский хлебороб, поторопился, от греха подальше, женить восемнадцатилетнего сына. И вот, призванный на военную службу, Антоненко должен был покинуть не только молодую жену, но и двоих сыновей, к которым успел привязаться.

Матросы любили Антоненко и за его отцовскую грусть, и за добрую богатырскую силу, которой он пользовался всегда в защиту справедливости, и за искорки украинского юмора.

Да и над мужицкой своей темнотой Самсон напрасно подшучивал. За три года службы во флоте сильно изменился украинский хлопец. Окончив школу комендоров, он помогал устанавливать на «Очакове» дальнобойные орудия. Специально для этого выписали в Севастополь мастеров с Путиловского завода. Знакомство с рабочими, да еще какими — из самого Петербурга! — перевернуло душу Самсона. Путиловские специалисты внушали ему глубокое уважение знаниями и умной силой, которая позволяла им создавать такие чудовища, как дальнобойная пушка, и управлять ими.

Путиловцы охотно просвещали любознательного матроса, рассказывая не только о механике, но и о жизни. Дружба и взаимное доверие так выросли, что путиловцы частенько приносили ему прокламации, от которых в голове гудело, а сердце восторженно сжималось. Забираясь потихоньку в орудийную башню или в снарядное отделение, матросы читали революционную литературу.

Хотя все знали склонность Антоненко к шуткам, Карнаухов подхватил этот излюбленный у моряков тон:

— Брось травить!.. Волы… при чем тут волы? Сегодня суббота, и ты замечтался сходить на берег навестить какую ни на есть кухонную администрацию…

Кто-то фыркнул, а Самсон слегка смутился и стал оправдываться:

— Ни, я, братцы, женатый. А що до берега, так цэ ж воля Чухны. Теперь вин нас почухае… Мы знаемо, як вин чухав матросив в Балтийском море.

Гладков остановил разошедшихся ребят и приступил к делу. Откуда-то из тайников отсека он извлек листок и начал читать, медленно, тихо, почти по складам:

— «Во всех концах России рабочие восстали на борьбу. В Москве и Варшаве, в Саратове и Риге, в Ревеле и Вильно, в Екатеринославе и Ковно, в Гомеле и Юзовке и других городах рабочие тысячами бросали работы, заявляли о своем сочувствии петербургским рабочим, о своей готовности к решительной, энергичной борьбе… Неустанно, не покладая рук, должны мы готовиться ко дню окончательной схватки с самодержавием. Только народная республика даст возможность свободно вздохнуть русскому народу».

Гладков прочитывал фразу, потом поднимал глаза на товарищей, как бы спрашивая: видите, братцы, до чего дело дошло?.. И каждый из присутствовавших отвечал ему взглядом молчаливого одобрения, которое могло означать только одно: ничего, браток, и мы быстро подведем пластырь под пробоину, за нами дело не станет.

Тогда Саша Гладков еще медленнее и торжественнее прочитал последнюю строку заветного листка: «Российская социал-демократическая рабочая партия. Крымский союз».

IV. «Бронированная» женщина