Лейтенантами не рождаются

Огонь прекратился. Я попробовал опереться на ноги и сделать бросок к противотанковому рву. Острая боль не позволяла подняться, а ноги вдруг стали какими-то чужими. Разрывная пуля ударила по нижнему краю полушубка, разорвалась и выдрала большой кусок мяса сзади правого колена. Рваная рана была очень большой, примерно в две развернутые ладони. Я лежал и не шевелился. Мозг напряженно работал, но я никак не мог принять решения. Я знал, что немцы наблюдают сверху с бровки оврага и готовы пресечь огнем из автоматов любую мою попытку что-нибудь сделать. Они могли поиграть со мной, как с «мышонком», дать возможность приподняться, а затем прихлопнуть меня «лапой». Я провел рукой с боку полушубка и зацепился за ремешок планшетки. Я помнил, что в ней никаких документов, представляющих интерес для немцев, не было, там лежали несколько листов чистой бумаги и карта данного участка местности с обозначением переднего края примерной обороны немцев. Наш передний край обороны на своих картах мы, как правило, не отражали — свою обстановку знали хорошо. Обычно оперативная обстановка на картах наносилась только у высших офицерских чинов. В планшетке лежала также фотография 9х12 моей соученицы — Маргариты Зайцевой. Письмо с фотографией она прислала мне в поселок Юг, когда наша 58-я мотострелковая бригада только еще начала свое формирование.

Маргаритка, как мы ее называли в классе, была неординарной личностью, пользовалась уважением учителей и одноклассников. Училась только на «отлично», причем без всякого напряжения и зубрежки, она действительно была одаренной. Близкой дружбы в школе у нас с ней не было. Вместе участвовали в школьной самодеятельности, она и в ней преуспевала, очень любила театр. Я тоже увлекался театром и частенько видел ее в драмтеатре с подружкой по парте — Тамарой Гуниной. У обеих судьба оказалась непростой.

Маргаритка влюбилась еще в восьмом классе в десятиклассника Игоря Кисенко. Все в школе знали о ее безответной любви. Девчонки, кто завидовал ей, кто злорадствовал. Игорь был симпатичный черноглазый парень, учился тоже только на «отлично». О любви Маргаритки знал, уважал ее, но взаимностью не отвечал. Однажды на уроке физкультуры он сломал руку, и она в школу и из школы носила его портфель. Ребята подшучивали над ней, но она была постоянна в этом чувстве.

В жизни все проходит как-то само собой, прошло и ее увлечение Игорем Кисенко.

(В ту пору вместе с Игорем учился еще один девичий сердцеед — Глеб Романов, впоследствии ставший знаменитым киноартистом, достаточно вспомнить только два фильма, в которых он исполнял главные роли, — это «Матрос с „Кометы“» и роль Вани Туркенича в фильме «Молодая гвардия». Школьные девчата были от него без ума, при встрече на улице за квартал «обсикали» коленки.)

А судьба действительно была непростой у Маргаритки. Отец у нее был военным, в 1938 г. его арестовали по стандартному обвинению за «шпионаж в пользу иностранной разведки». Эти предвоенные годы прошли черной полосой в жизни многих сотен советских командиров. К счастью для нее, хотя в школе, а тем более в классе все знали о трагедии в ее семье, никто не отвернулся от нее и не выражал чувства неприязни. В своем письме ко мне она спросила, не испугаюсь ли я, если она возьмет и приедет ко мне из Тюмени? В душе я был бы рад ее приезду, но пришлось ответить, что лучше не приезжать, так как мы скоро отправляемся на фронт, я очень занят, да и расставание будет непростым.

В голове промелькнули воспоминания, как она почти ежедневно приходила ко мне в госпиталь, пока я лечился после ранения.

Я сорвал планшетку с плеча и зарыл в снег рядом с собой, где лежал. Приподняв голову, заметил, что несколько немцев с автоматами наготове перебегают от дерева к дереву по направлению ко мне. Что делать? Извечный вопрос… Достал пистолет, мысленно попрощался почему-то только с Маргариткой, ясно представив ее лицо, сунул ствол в рот, нажал на спуск. Как мне показалось, раздался оглушительный щелчок, но выстрела не последовало. Второй раз испытывать судьбу не хватило мужества. Чтобы не привлекать внимания немцев, пистолет засунул в снег, рядом с планшеткой. Впоследствии немцы найдут пистолет и покажут, что в обойме не было патронов, все были израсходованы в перестрелке. Тогда я понял, почему моя глупость застрелиться не увенчалась успехом.

К этому эпизоду в жизни часто возвращаюсь и сейчас, особенно по ночам, когда вспоминается тот кошмар и все сцены этого эпизода проходят перед глазами. За долгое время пребывания в концлагерях последние месяцы моей службы в армии и все, что произошло в Первозвановке, анализировались часто. Будучи беспощадным к себе в оценке трагических событий, вынес суровый приговор: во всем происшедшем 3 февраля 1943 г., в гибели моих солдат и младших командиров, в неправильно принятых решениях, в своих «дурацких» ранениях повинен только я один. Этот самосуд я буду продолжать до конца своей жизни.