Лекарь

«Я усовершенствовал коробки, — доверительно прижимаясь ко мне, поведал большой босс. Он с радостью отечески приобнял бы меня за плечи, но, к сожалению, при его росте он мог бы только обхватить меня за пояс, чего я, разумеется, ему не позволил. — теперь радиус их воздействия увеличен, а мощность раздачи препарата превышает прежние показатели в пять раз. Ваша задача, Прохор, в свою очередь, усовершенствовать вашу формулу и направить ее воздействие на неокрепшие умы сограждан. Дурак Мартын думал, что таким образом у соотечественников вырабатывается иммунитет к пагубному вирусу. Но в чем-то он, действительно, прав. Дикое создание не сможет стать еще более диким, вы согласны со мной, Моськин?»

Я не был согласен с Игнатом, но мне нужно было время для обдумывания ситуации. В конце концов, мелькнула малодушная мысль, в целом мире у меня нет никого, ради кого я бы бодался с одержимым фанатиком. Никого, кроме Женьки, но ему я выговорил относительно безопасные преференции.

Через здание Центра была проложена секретная тропа, прямиком ведущая к первой секретной лаборатории, в которой отныне предписывалось трудиться мне. Теперь вместо одинокой кельи с ведущей коробкой нашему взору были представлены несколько помещений, усовершенствованных по последнему слову техники. А именно до краев уставленных прозрачными стеллажами с множеством пузырьков. В них, как я понял, хранились те самые ингредиенты, сочетание которых мне предлагалось совершенствовать. Прошлым вечером мы с Женькой немного поболтали о развитии образования и общем уровне науки и пришли к выводу, что граждане и без чарующей установки скоро сравняются в развитии с первобытными людьми. Интеллектуальные показатели взрослого развитого индивидуума в этом временном отрезке могли поспорить с умственным развитием семиклассника моего времени. Неудивительно, что я, со своим полученным в начале века высшим медицинским образованием, считался сейчас многогранным гением.

«Приступайте, Моськин — вернул меня к реальности Бражников, — от ваших стараний и результатов зависит ваше благополучие.»

Я согласно кивнул и приступил к обязанностям, в этот раз решив все сделать так, как надо.

«Пусть подавятся, — озлобленно думал я, смешивая препараты, — на кой черт Бражникову приспичило возиться с сонмищем неадекватных тел, способных только глупо щерится в ответ на любые фразы? Он просил результатов, будут ему результаты, пусть потом не обижается!»

Мои секретные разработки по изготовлению нового состава заняли у меня считанные минуты, однако я не спешил запускать установку, все еще отыскивая в себе остатки гуманизма. Мир катился в ад и без нашего вмешательства. Сейчас никто не зарабатывал деньги привычным способом, производя, торгуя, предоставляя услуги. Сейчас граждане начинали свой день с очередей за концентрированным порошком, стекаясь за ним в центры выдачи, после чего расползались по норам, жрать добычу и ждать следующего похода за жрачкой. За какие-то полгода люди превратились в зомби по доброй воле, и я не мог их за то винить. Отряды охранения свято охраняли неизвестно кого от любых посягательств на проявление активности и самостоятельности. Эпидемия закончилась, а коллективное безумие только набирало обороты. Возможно от наших экспериментов появиться какой-нибудь практический толк.

Проводя в лаборатории весь световой день, я без проблем добирался до апартаментов и обнаруживал там живого и невредимого Женьку. Ему, как обычно, места в секретных подвалах не нашлось, и он привычно просиживал в полной прострации целые дни.

«Как работа, Прохор?» — равнодушно протянул он, избегая моего прямого внимания. Мои ответы не сильно интересовали его, и мне было понятно, что он не одобряет моего выбора. Игнат не обманул нас, ежедневно снабжая нормальными продуктами питания, о которых мы оба уже успели забыть. Вместо моих оборванных тряпок на мне красовался темно-синий деловой костюм, сшитый из добротной шерстяной ткани с малой долей синтетики. Что-то подобное я носил, работая в «РусФарме» жизнь назад. Женьке достались красивые строгие брюки и темная рубашка, которые ему бесконечно нравились. Похоже, это было единственное, вызвавшее симпатию в правильном Женьке. Однажды он не выдержал и гневно прошипел мне:

«Лучше бы мы скитались по полям, Тиша, подыхая от голода, чем заниматься тем, чем мы занимаемся!»

Мне откровенно надоели его кривляния, и я, тоже не удержав эмоции, отозвался, составив ответ из непечатных фраз:

«Ты ничем не занимаешься, любезный! Твоя совесть должна оставаться девственно чистой! И потом, тебе никто не запрещает снова скитаться по полям,» — неосторожно добавил я, обрывая разговор.

Я был уверен, что щепетильный приятель покинет меня в тот же вечер, однако прошел день, за ним еще, а мой Женька продолжал сидеть в комнате, разглядывая из окна красивые виды.

«Я уйду, Тихон, — сказал он, когда наш последний разговор надежно растворился в моей памяти. — я больше не могу потворствовать преступлениям. То, что делаешь ТЫ, недопустимо, Тиша.»