Король сидел за праздничным столом рядом со своей королевой, и от глаз придворных не могло укрыться, что он словно помолодел рядом со своей красавицей-супругой. Тяжелая болезнь ни только не оттолкнула от него королеву, но и сблизила их невероятно. Все обитатели замка могли убедиться сами, какими глазами смотрят друг на друга король с королевой. Про них шептались, что они появляются только вместе, даже держатся за руки, словно влюбленные, и понимают друг друга с полувзгляда.
Празднество длилось несколько часов. Наконец, король поднялся, поздравил новобрачных, менестрель запел свадебную песню, и под нее жених с невестой удалились в свою комнату.
***
Зимой рано темнеет. В опочивальне молодоженов зажгли три свечи, а пол усыпали свежими цветами.
Свадебное одеяние было настолько сложным, что им помогали раздеться слуги.
Когда праздничные одежды, наконец, были сняты, и они оба уже лежали в постели, Фалина вздохнула.
-- Жаль, что нельзя взять с собой свадебное платье. У меня никогда не было и уже не будет такой красоты.
Лестер сочувственно посмотрел на нее. Да, такой красоты у нее точно уже не будет.
Каждую ночь они проводили вместе, и каждый раз он понемногу готовил ее тело к важному событию – первой супружеской ночи: растягивал, учил получать удовольствие, убирал глубоко загнанные вглубь почти детского сознания страхи. И вот именно сегодня, когда ночь, к которой он ее готовил, настала, они так устали, что просто лежат и лениво болтают, едва отгоняя накатывающий сон.
-- Взять-то можно, просто оно громоздкое, везти тяжело будет. А надевать его на острове некуда. Мы будем жить в простом доме, и одеваться будем просто. Да и слуг у нас не будет, -- он потянулся и потер глаза. -- Никогда бы не подумал, что свадьба -- это так утомительно. Ты тоже, наверное, устала? Давай спать?
-- Давай, -- она удобнее завернулась в одеяло, -- я с самого раннего утра на ногах.
-- А что ты делала? Красоту, небось, наводила? -- Лестер подоткнул подушку и приготовился спать.
-- Вайолет сказала, что перед свадьбой ради жениха надо удалить все-все волоски с тела. Ох, и измучили они меня! Зато теперь ни одного волоска.
Лестер очень заинтересованно повернулся к ней.
-- Правда? Покажешь?
Фалина откинула одеяло и вытянула вверх для демонстрации две абсолютно гладкие стройные ножки, аккуратно прикрыв рубашечкой все, что этим ножкам предшествовало.
Лестер восхищённо окинул взглядом всю эту стройную красоту. Раньше он как-то не особенно их рассматривал.
-- Ого! А... можешь поднять рубашку чуть выше?
Фалина смущённо чуть-чуть подтянула подол, обнажая белые бедра.
-- Боги… А ещё чуть-чуть? Так…
Лестер никогда не видел ничего прекраснее и эротичнее, чем эти стыдливо сомкнутые нежные ножки.
Фалина опустила ножки и смущенно попыталась прикрыть наготу. Она стеснялась, когда ее вот так рассматривали. Но Лестер обиженно запротестовал:
-- Не закрывай красоту!
-- Красоту?
-- Конечно. Знаешь, Фалина, ты очень красивая. Очень. Можно? -- он провел ладонью по гладкой коже, изумляясь, какая она шелковистая. Он даже увлекся, водя пальцами от коленок к животу и обратно.
Но когда он попытался избавить ее от рубашки, Фалина упрямо замотала головой. Ей и вправду почему-то было неловко, хотя в предыдущие ночи они уже занимались гораздо более интимными вещами.
-- Рубашка мешает. Может, снимешь ее совсем? -- шепнул Лестер, не сводя с девушки глаз и прикасаясь губами к маячившим у лица белоснежным коленкам.
Но у жены явно случился приступ стеснительности, и она поплотнее запахнула рубашку на груди.
Тогда Лестер решил начать с себя. Он уселся у ее сжатых коленок и стянул свою рубашку, обнажая грудь со шрамами. Экспериментальным путем мужчина уже выяснил в прошлые ночи, что ей нравится на него смотреть. Фалина и правда отвлеклась, рассматривая его. Вытащив тесемку из горловины снятой рубашки, он собрал свои волосы в хвост и завязал.
Он знал, на супругу это действовало почти гипнотически. Отчего-то она считала его шрамы очень мужественными, полученными в бою со смертью, и могла без устали смотреть на них и прикасаться. А он и не был против. Пусть лучше считает его бесстрашным воином, получившим шрамы в неравной схватке со смертельной болезнью, чем банально обезображенным.
Он без труда раздвинул ослабевшие белые коленки замечтавшейся девушки и улегся на нее сверху, приблизив свое лицо к ее лицу, рассматривая ее губы.
Никогда Лестер не делал так прежде. Никогда не ложился сверху. А тут приятно прижался к ней всем телом, и у нее перед глазами все поплыло, голова закружилась и перехватило дыхание.
А он смотрел ей прямо в глаза и улыбался. А потом, все также улыбаясь, стал легко целовать ее щеку, подбородок, постепенно добираясь до губ.
-- Люблю... твоя, -- лихорадочно зашептал она, ловя его губы, сама усиливая и углубляя поцелуй. Он задохнулся, тлевшее желание вдруг обожгло его горячей волной.
И куда только усталость делась?
Глава 47. Дорогое воспоминание