Катарина не смогла совладать с собой. Воображение тут же нарисовало развратную и до боли желанную картину — себя в объятиях королевского посланника. Она бы позволила ему делать с собой все, что делали эти мужчины с безотказной сароен. Позволила бы вот так же, до сладкой боли, выкручивать пульсирующие соски и даже войти там, сзади. Смирилась бы с неминуемой болью, лишь бы доставить удовольствие ему. В обмен на то, которое он, сам того не ведая, подарил ей.
Между ног снова стало влажно. Так сильно, что грубая ткань штанов намокла и теперь раздражающе терлась о нежные складочки плоти.
И в то же время Катарине стало дико больно и обидно от того, что эта незнакомка тает в объятиях сразу двух мужчин, в то время как ей, Катарине, будет вечно недоступен тот единственный, кого она так отчаянно желала.
От ярости и отчаяния свечи на короне вспыхнули ярче, и мужчины вдруг начали растворяться в воздухе, превращаясь в прозрачную серую дымку.
Девушка села на кровати и с ужасом посмотрела прямо на Катарину.
Оба мужчины развеялись, будто потухшее пламя свечи, а сароен сползла на пол и сложила ладони в молитве.
— Белоликая госпожа, пощади моих возлюбленных и меня…
По ее щеке вдруг скатилась слеза, и комната начала сгорать. Стены, шелк, ширмы тлели с тихим шипением, бесследно исчезая.
Катарина вновь оказалась в холодном мрачном лесу, над которым висели свинцовые серые тучи. Они дрожали и трепыхались, потому что выше, над ними, летало невидимое существо. Студеный ветер трепал волосы и одежду, швыряя в лицо тонкие длинные ивовые листья, которые почему-то были такого же насыщенного цвета, как и тучи.
Катарина вытянула ладонь и поймала один из листочков. Бархатистый и узкий — он оказался лепестком пепла. Кое-где были даже видны остатки вышивки.
Листья ивы полностью состояли из пепла, оставшегося от сожженной комнаты.
Черные воды озера напоминали волосы любовников. И все лотосы, которые теперь дрожали на бушующих волнах, почернели, сравнявшись по цвету с углем. Капельки-бриллианты дрожали на бархатистых лепестках.
Катарина отвернулась. Корона на голове потяжелела, словно став массивнее. Пламя свечей разгорелось с такой силой и яростью, что освещало потемневший лес голубым светом.
Сиреневые блики плясали по массивному каменному саркофагу и огромному камню рядом с ним.
Кожа покрылась мурашками, когда Катарина осознала, что полупрозрачная, словно поблекшая и посеревшая, сароен до сих пор стоит перед ней на коленях.
Саркофаг за ее спиной возвышается точно на том месте, где до этого стояла кровать. И даже узоры на резной спинке остались прежними, только теперь они вились по могильной плите.
Охрипшим голосом, Катарина спросила:
— Кто ты?
— Минэко, госпожа…
Откуда-то в ней появилась жесткость. Натянутые до предела нервы, словно струны лютни зазвенели от напряжения.
— Я не спрашивала твое имя. Я спросила, кто ты.
Девушка резко вскинула голову и вспыхнула в ярком оранжевом пламени. Ее полный ненависти и боли взгляд был направлен на Катарину. Алые и желтые языки лизали обнаженное тело, волосы развивались, словно под порывами невидимого ветра.
Катарина бросилась к ней, сходя с ума от ужаса, что это именно она подожгла несчастную. Она ждала, что испытает боль, когда пыталась накинуть стянутый с плеч халат на пылающую женщину. Но руки прошли сквозь огонь и незнакомку, ощутив лишь холод ночного леса.
Видение начало растворяться. Гонимое ветром, как пятна красок, оно потекло в камень, на котором ярким огнем загорелись ровные столбцы иероглифов.
Дрожа от страха, Катарина шагнула вперед и, опустившись на колени, прочитала пылающее послание.
«Меня звали Минэко, и я была прекраснейшей из сароен Ëру. За мое внимание бились лучшие воины, а министры и князья отдавали состояния, чтобы провести ночь в моих объятиях и изведать вкус моих губ. Но мне милее всех был генерал, защищавший Ночной Цветок. Молодой, сильный, красивый. Благородный. Никто не был достоин стоять с ним рядом. Он поднялся из самых низов, из крестьян. Но своим умом и храбростью достиг высот, о которых другие могли лишь мечтать. Сам король даровал ему звание генерала.
Я желала лишь его. Ему готова была отдать всю себя. Ночи и дни, ласки и сладость самых запретных наслаждений. Но он смотрел на меня с презрением и брезгливо отдергивал руку, когда я пыталась к нему прикоснуться. Ненароком. Делая вид, что это случайно.
Но все стало иначе, когда из столицы приехал его друг. Красивый, пресыщенный развлечениями и искушенный. Он вел себя так, будто мы все — грязь под его ногами. Его излюбленным местом был Дом Услады. Он проводил там все свободное время, но никогда не выбирал меня.
А потом все изменилось. Он признался, что я ему нравлюсь и он будет меня добиваться. Добиваться, как молодой господин добивается уважаемую госпожу. Он не давал мне прохода. Дарил подарки. Читал стихи. Приглашал на свидания и устраивал сюрпризы. Я начала влюбляться.
Пока однажды генерал не напился и не пришел ко мне. Это случилось после кровавого сражения, в котором полегло много его воинов. Он был раздавлен.