Лекарство

– Нет. Вспомни тех мышек под влиянием стресса – они тоже не долго жили, умирая в муках. Что стойкость бактерий определяется поведением хозяина. Вот что нашел, до чего докопался… где же эти листики? Вроде сюда клал, – дядя зашуршал кипой листов на широком журнальном столике. – Был такой врач и биолог Георгий Лаховский… ага, вот, нашел! Писавший в своем труде «Как достичь бессмертия», что «надо избегать гнева, злобы, зависти, ревности, раздражения и, наоборот, развивать в себе добрые чувства и хорошее расположение духа, что необходимо для поддержания не только морального, но и физического равновесия». До проверки его опытов я еще не добрался, но, думаю, соглашусь вполне со сделанными выводами! Кровообращение снабжает нас всеми необходимыми материалами для жизни, в том числе перенося и корабли с защитниками – макрофагами иммунной системы и нашими выведенными бактериями, которые уничтожают любые вирусы; под влиянием же негативных эмоций происходит огромный всплеск в организме, как толчки землетрясения: нарушается кровообращение, сосуды или лопаются, или забиваются, в железы внутренней секреции идут токи противоположного заряда! Одним словом, происходят катастрофы, сотрясающие планету изнутри, – бактерии оказываются тут бессильным.

На кухне часы тихонько пробили двенадцать.

– Пора расходиться, – заметил Кирилл. – Хотя как тут уснуть, когда наш сынок полночи кричит?

Кирилл вышел из питомника, оставив дядю у тусклой настольной лампы, погруженного в далеко идущие выводы из сделанного открытия.

Глава 8. Тревожные вести.

Олег Николаевич Заваев сидел в мягком удобном кресле, просматривая документацию и отчеты, когда грубо зазвонил телефон. На линии был охранник контрольно-пропускного пункта.

– Олег Николаевич! Вы просили уведомить, если к Григорию Филипповичу придут посетители.

– Я знаю. И что? Пришли?

– Так точно. Двое. Сын его и брат.

– Виктор Львович? – в вопросе прозвучали стальные нотки.

– Да. Мы их не пропустили на территорию, но они втроем расположились в комнате для посетителей и там сейчас общаются. Какие будут распоряжения?

– Ждите меня. Я сейчас сам спущусь, – и он повесил трубку, бормоча ругательства. – На кону стоят миллиарды неосвоенных средств, перспективы выхода на мировой рынок, а он позволяет себе отвлекаться!

Комнатка для посетителей выглядела отнюдь не презентабельно: зашарпанные стены, тусклые люминесцентные лампы на потолке, старые окна, рамы которых облупились от краски. Такой же старенький стол стоял посреди комнаты, вытянувшись во всю длину своей трехметровой столешницы. Возле стола, на деревянных стульях расположились трое: два взрослых мужчины и молодой парень между ними, обнимающий того, что сидел ближе к двери.

Наконец, Кирилл оторвался от отца и приподнял брови с тихой грустью.

– Что же они с тобой сделали? Как ты дошел до такого?

Кирилл содрогнулся. Зрелище, взаправду, было не из приятных: в целом, весь отец выглядел молодым – упругая кожа лица и рук, не загрубелые пальцы. Тело, казалось, дышало свежестью, как благоухают порой красивые розы в магазине флористики, впрочем, до тех пор, пока их не принесешь домой и не поставишь в вазу. Так и Григорий Филиппович телом внешне привлекал внимание, но стоило подойти чуть ближе, пообщаться, посмотреть в измученные тайной болью глаза, как тут же к горлу подступал комок, за сердце хватало что-то тяжкое и хотелось отшатнуться. Несмотря на жуткое и неприятное зрелище, Кирилл не простил бы себе этого ни за что – долгих почти десять лет они не только не виделись, но и не общались.

– Как же ты тут жил, чем занимался? – произнес сбоку сидящий Виктор Львович.

Быстряков-старший нехотя повернул голову в его сторону и долго, пристально смотрел будто бы сквозь, не останавливаясь зрачками, и, кажется, почти не узнавал брата.

– Хорошо, что вы пришли, – произнес он после томительного молчания. – Кажется, не видел людей полжизни. Всё время под рукой только склянки и горелки, глазок микроскопа и… серая, никчемная жизнь. Я и забыл, для чего мы, собственно, всё это затеяли. Но Олег Николаевич беспрерывно торопит – результат так близко, что, глядя на свой нос, можно рассмотреть и его заодно.

Григорий Филиппович попробовал рассмеяться, но вместе с сиплыми звуками всё лицо вместе со ртом, губами, носом и щеками затряслось, как желе, вынутое из холодильника.