Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

И действительно распалась бы. Реформы реформами, но прежде всего Россия оставалась империей и жила имперскими интересами.

Интересы империи

Внешняя политика

В этой главе речь пойдет, собственно, лишь об одном из трех направлений российской внешней политики – западноевропейском. Две другие составляющие, балканская и азиатская, будут подробно рассмотрены позднее: балканская – в главе, посвященной турецкой войне, азиатская – в главе о колониальной экспансии. При всей своей важности они имели для Петербурга второстепенное значение сравнительно с главной дипломатической задачей: восстановить международный авторитет державы, подорванный крымским поражением.

Самой знаковой переменой в новом правительстве была замена многолетнего министра иностранных дел графа Нессельроде на князя А. Горчакова, бывшего посланником в Вене. Заслуга князя Александра Михайловича состояла в том, что он сумел удержать враждебную Вену от прямого вступления в войну – это стало бы для России смертельным ударом.

Поменяли и посланников во всех существенных иностранных столицах.

Отставка Нессельроде и его ставленников подавала Европе сигнал, что с идеями Священного Союза теперь покончено и что Россия больше не станет активно вмешиваться в большую политику. В своем программном циркуляре Горчаков сформулировал новый курс так: «Император решился посвятить преимущественную заботливость благосостоянию своих подданных и сосредоточить на развитии внутренних средств страны деятельность, которая будет распространяться за пределы империи, лишь когда того безусловно потребуют положительные пользы России». И далее: «Говорят, Россия дуется (La Russie boude, dit-on). Нет, Россия не дуется, а сосредотачивается в самой себе».

Эта декларация международной пассивности абсолютно не соответствовала истинным намерениям министра. Наоборот, при Горчакове российская дипломатия будет действовать очень активно и маневренно, просто изменятся методика и риторика. Петербург теперь проповедовал уважение к суверенитету менее сильных государств и решительно осуждал диктат великих держав. Если николаевский курс именовали «медвежьим», горчаковский стали называть «лисьим». Что ж, после Крыма у ослабевшей России иного выхода и не было.

Внешнюю политику этого четвертьвекового периода можно разделить на два периода. Сначала (1856–1871) Россия вела упорную борьбу за отмену унизительных условий Парижского договора, играя на противоречиях между странами-победительницами; потом, добившись своего, перестала «сосредотачиваться в самой себе» и вновь начала действовать по-имперски.

По заключении мира, оказавшись в изоляции, Россия прежде всего должна была обзавестись союзниками. Самым естественным ходом казалось сближение с Пруссией, которая единственная из больших стран во время войны держалась по отношению к Петербургу более или менее сочувственно. К этому тяготел и новый царь, лично расположенный к берлинскому двору. Но в то время Пруссия была наименее значительной из великих держав, и ее поддержка мало что дала бы. Выбирать надо было между вчерашними врагами – Лондоном, Парижем и Веной (Австрия напрямую в войне не участвовала, но ее вооруженный нейтралитет стал одной из причин русского поражения).

При всей личной неприязни Александра к авантюристу Луи-Наполеону единственно возможным партнером казалась Франция. «Вероломную» Австрию и «вечно гадящую Англичанку» в Петербурге ненавидели, французы же выказывали готовность к сближению.

Дело в том, что Маленький Наполеон (как называли племянника великого завоевателя) после крымского триумфа, мало что давшего его стране, нацелился на Италию, контроль над которой тогда принадлежал Австрии. Император очень нуждался в партнере, который сдерживал бы австрийцев. Так у российского правительства появилась отличная возможность, во-первых, составить важный альянс, а во-вторых, расквитаться с Веной.

В ознаменование важности союза партнеры взаимно повысили уровень дипломатического представительства. В 1856 году в Париж посланником отправился крупнейший деятель николаевского царствования граф П. Киселев (что заодно позволило освободить занимаемое им кресло министра государственных имуществ); посланником в Петербург был назначен граф де Морни, единоутробный брат Луи-Наполеона.

В следующем году состоялась встреча двух государей, французского и русского. Отец Александра всячески третировал Наполеона III, не признавая этого парвеню ровней, теперь же ситуация переменилась, и в искательном положении находился русский император. Александру Николаевичу это было мучительно, а самоуверенный француз еще и позволил себе заступаться за поляков, то есть вмешался во внутренние дела России. Выйдя после встречи, царь сказал: «Со мною посмели заговорить о Польше!» – так громко, что это было услышано всеми.