– Верни его в кассу и получи обратно деньги, – сказал он. – Купи к нашему костюму хорошую белую панаму и бледно-голубой галстук. Сделай это, Мартинес.
– Гомес…
– Молчи. Ну и духота же здесь. Мне надо подышать свежим воздухом.
– Гомес! Я тронут, Гомес…
Дверь комнаты зияла пустотой. Гомес ушел.
«Красный петух», кафе и коктейль-бар Мики Мурильо, был зажат между двумя высокими кирпичными домами и поэтому, будучи узким по фасаду, вынужден был вытянуться вглубь. Снаружи шипел, гас и снова загорался неоновый серпантин вывески. Внутри проплывали мимо окон и исчезали в глубине бурлящего ночного бара туманные тени.
Мартинес, приподнявшись на носках, заглянул в светлый глазок размалеванного красной краской окна.
Он почувствовал чье-то присутствие слева от себя и чье-то дыхание справа. Он посмотрел налево, потом направо.
– Мануло! Вильянасул!
– Я пришел к выводу, что мне не хочется пить, – сказал Мануло. – Я решил просто прогуляться.
– Я шел в сторону площади, – сказал Вильянасул, – но мне захотелось пройти этой дорогой.
Словно сговорившись, все трое тут же умолкли и, встав на цыпочки, стали смотреть в бар через глазки в размалеванном окне.
Спустя несколько мгновений они почувствовали за спиной чье-то дыхание.
– Что, наш белый костюм там? – услышали они голос Гомеса.
– Гомес! – воскликнули все трое удивленно. – Хэй!
– Да! – сказал Домингес, который только сейчас нашел удобный глазок в окне. – Вот он! И хвала господу, он все еще на плечах у Ваменоса.
– Я не вижу! – Гомес прищурился и приложил ладонь козырьком к глазам. – Что он там делает?
Мартинес тоже посмотрел. Да, там, в глубине бара, белое снежное пятно, идиотская ухмылка Ваменоса и клубы дыма.
– Он курит! – сказал Мартинес.
– Он пьет! – сказал Домингес.
– Он ест та́ко, – сообщил Вильянасул.
– Сочное та́ко, – добавил Мануло.
– Нет! – воскликнул Гомес. – Нет, нет, нет.
– С ним Руби Эскадрильо!
– Дайте-ка мне взглянуть! – Гомес оттолкнул Мартинеса.
Да, это Руби – сто килограммов жира, втиснутые в расшитый блестками тугой черный шелк; пунцовые ногти впились в плечи Ваменоса; обсыпанное пудрой, измазанное губной помадой тупое коровье лицо наклонилось к его лицу.
– Это гиппопотамша!.. – воскликнул Домингес. – Она изуродует плечи костюма. Посмотрите, она собирается сесть к нему на колени!
– Нет, нет, ни за что! Такая намазанная и накрашенная! – застонал Гомес. – Мануло, марш туда! Отними у него стакан. Вильянасул, хватай сигару и та́ко! Домингес, назначь свидание Руби Эскадрильо и уведи ее отсюда. Andale, ребята!
Трое исчезли, оставив Гомеса и Мартинеса подглядывать, ахая от ужаса, в окно.
– Мануло отнял стакан, он выпивает вино!
– Ole! А вон Вильянасул, он схватил сигару, он ест та́ко.
– Хэй, Домингес отводит в сторону Руби! Вот молодец!
Какая-то тень скользнула с улицы в дверь заведения Мурильо.
– Гомес! – Мартинес схватил Гомеса за руку. – Это Бык Ла Джолья, дружок Руби. Если он увидит ее с Ваменосом, белоснежный костюм будет залит кровью, кровью!..
– Не пугай меня! – воскликнул Гомес. – А ну, быстрее!
Они бросились в бар. Они были около Ваменоса, как раз когда Бык Ла Джолья сгреб обеими ручищами лацканы прекрасного костюма цвета сливочного мороженого.
– Отпусти Ваменоса! – закричал Мартинес.
– Отпусти костюм, – уточнил Гомес.
Бык Ла Джолья и приподнятый вверх и приплясывающий на цыпочках Ваменос злобно уставились на непрошеных гостей.
Вильянасул застенчиво вышел вперед. Вильянасул улыбнулся:
– Не бей его. Ударь лучше меня.
Бык Ла Джолья ударил Вильянасула в лицо. Вильянасул, схватившись за разбитый нос и с глазами, полными слез, отошел в сторону.
Гомес схватил Быка за одну ногу. Мартинес за другую.
– Пусти его, пусти, peon, coyote, vaca!
Но Бык Ла Джолья еще крепче ухватил ручищами лацканы костюма, и все шестеро друзей застонали от отчаяния. Он то отпускал лацканы, то снова мял их в кулаке. Он готовился как следует рассчитаться с Ваменосом, но к нему снова приблизился Вильянасул с мокрыми от слез глазами.
– Не бей его, бей меня.
Когда Ла Джолья снова ударил Вильянасула, на его собственную голову обрушился сокрушительный удар стулом.
– Ole! – воскликнул Гомес.
Бык Ла Джолья пошатнулся, заморгал глазами, словно раздумывая, растянуться ему на полу или не стоит, однако не отпустил Ваменоса.
– Пусти! – закричал Гомес.
Один за другим толстые, как сосиски, пальцы Быка разжались и отпустили лацканы костюма. Через секунду он уже неподвижно лежал на полу.
– Друзья, сюда!
Они вытолкнули Ваменоса на улицу; там с видом оскорбленного достоинства он высвободился из их рук.
– Ладно-ладно, мое время еще не истекло. У меня еще две минуты и десять секунд.
– Что? – возмущенно воскликнули все.
– Ваменос, – сказал Гомес, – ты позволил, чтобы гвадалахарская корова села тебе на колени, ты затеваешь драки, ты куришь, пьешь, ешь та́ко, а теперь еще осмеливаешься говорить, что твое время не истекло!
– У меня еще две минуты и одна секунда.
– Эй, Ваменос, ты сегодня шикарный, – донесся с противоположного тротуара женский голос.
Ваменос улыбнулся и застегнул пиджак.
– Это Рамона Альварес. Эй, Рамона, подожди!
Ваменос ступил на мостовую.