Лекарство от скуки (СИ)

Подошёл к низкой койке и чуть брезгливо скривился. Почувствовал, как губы перекосились, как наморщился лоб. Непроизвольно. Я, в отличие от Гурина, до шлюх конторских не опускался. От неё будто разило продажной натурой. Я себя в этом убедил. Из-под больничного одеяла выглядывали пальчики левой ноги. Красивые такие, ровные… Внизу живота потеплело и я выругался вслух, понимая, что до Гурина, мне, оказывается, рукой подать. Думал, а меж тем, пальчики разглядывать продолжал. Профессиональный педикюр. Лак неяркий. Попасть под прицел конторы — это тебе не проститутку на обочине снять, тут всё прилично должно быть. Неброско, со вкусом. Я губы пересохшие раз за разом языком обводил, в странном удовольствии утопая, а потом и вовсе на мысли себя поймал, что всё тому же извращённому удовольствию подверженный, рот приоткрыл, жадно хватая им воздух. И желание прикоснуться делало из меня конченного изврата, но желание это было сильнее любых штампов, и я дотронулся. Сначала едва уловимо, чувствуя весьма сомнительное тепло, потом во вкус вошёл, указательным пальцем по стопе повёл всё выше и выше, теперь уже врезаясь ладонью в одеяло. Её беззащитность притягивала посерьёзнее любых пошлостей, что возбуждали обычно, и открывать в себе эти новые чувства нравилось безумно. А кожа на ноге была гладкая, ровная. Такая, что прикасаться хотелось ещё и ещё. Или это во мне говорила зависть?.. Отобрать чужое, ведь это всегда так упоительно сладко… Кажется, я даже застонал. Оглянулся на пустой коридор и улыбнулся себе безумной улыбкой от этого чувства вседозволенности. Продолжал вести по её ноге, попутно отбрасывая в сторону мешающееся одеяло. По внутренней стороне голени повёл, ближе к колену. В голове туман. Воспоминания какие-то дикие нахлынули… То, что обычно из жизни стараются вычеркнуть. Совсем немного силы приложил и ножку её в колене согнул. Теперь она выглядела спящей, соблазнительно прекрасной. В лицо посмотрел и улыбнулся: красавица. А впрочем, других у Гурина и не было. Но зацепила его именно эта. Чем?.. Всё с тем же вопросом я завис над её лицом. Измайлова была бледной, но дурманяще красивой. И красота эта была не шаблонная, а запоминающаяся. Всё вроде правильно, вроде на месте, а если присмотреться, то девчонка как девчонка, со своими изъянами, своими несовершенствами. А ещё, отчего-то на ум приходили слова из сказки Пушкина «спящая царевна». Вот и с ней так… казалось, поцелуй — проснётся. Целовать, правда, не стал, всё же доля «нормальности» была во мне куда больше той капли безумия, что с таким упоением изучают местные спецы. Койка оказалась слишком низкой для моего роста и пришлось чуть податься вперёд, склоняясь у изголовья. Не было объяснений тому, что делаю. Что хотел..? Обнюхать? Метку поставить?.. От таких мыслей только усмехнулся. Подобных прежде не появлялось… А теперь рассматриваю девчонку спящую и балдею от странного предвкушения. И глаза увидеть хочу. Именно глаза. Тело спит. Да и тело не умеет говорить так, как глаза.

В коридоре послышались шаги, и моё сердце застучало сильнее, протестуя против скорого расставания. Я вором себя почувствовал. Тем самым, который понимает, что вот-вот попадётся, а всё равно тянет из сейфа всё больше и больше. Шаги были совсем близко в момент, когда она открыла глаза. Она открыла глаза и мой мир рухнул к чертям! Виски сдавило страшной силой, в глазах потемнело, а зажмуриться боюсь — вдруг она исчезнет. Смотрю на неё и задыхаюсь. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не получается. Лицо наливается краской напряжения, глаза, будто выжженные, ноют, слезятся. И вибрация по всему телу. Плавная такая, тягучая. От кончиков пальцев, что теперь её подушку сжимают, и прямо к вискам, чтобы там зазвенели сосуды и нервные окончания, к глазам, чтобы налились кровью, к языку, чтобы к нёбу присох, немея. А она всё смотрела на меня и смотрела. Наверно, потому что больше не на что, потому что так склонился, что всё пространство собой заслоняю. И вот это желание… Яркой лампочкой оно вспыхнуло, будто звуковая граната, оглушая, притупляя все чувства. Желание стать её реальностью. Единственным, что видит, что знает, что помнит.

— Вытащи меня отсюда. — Шевельнулись её губы, а, может, просто показалось. Может, мне так хотелось… чтобы попросила, чтобы поверила!

И будто сон всё. Смотрю и понимаю, что глаза её закрыты, что синева по губам разливается, и не могли они говорить. Но в памяти звенит голос хриплый, обессиленный, стон еле слышный. Реальность смешалась с вымыслом. Уровень «нормальности» нещадно пополз вниз.

— Что ты здесь делаешь? — Прозвучал голос Гурина и я нашёл в себе силы выпрямиться, расправить плечи.

— Сколько ей ввели?

— Что?

— Сколько успокоительного ей ввели?

Гурин глянул на Измайлову и покрылся испариной.

— Что она тебе сказала? — Я зубы оскалил, даже не пытаясь скрыть того, что догадка верна.

— Что у тебя член не стоит. — Криво ухмыльнулся и из палаты вышел.