Чтобы не тратить времени на преодоление расстояния, а значит, не дать разгадать свой замысел раньше положенного.
Умм метнулся вслед за отцом, вкладывая в каждое движение больше силы и стремительности, чем было отмерено ему природой. Он кого-то толкнул, пробил в живом кольце брешь, кого-то случайно повалил.
Танец остановился, хоровод распался. Начались неразбериха и сумятица: крики, отчаянные жесты, вопли. Музыка, хоть и с небольшим опозданием, утихла, уступив гулу взволнованной, перепуганной толпы.
Главное – другое. Главное, что не опоздал Умм. Теперь, в отличие от того безумия в амбаре, он точно знал, что ему делать. Мощным ударом промеж лопаток – тренировки на Ладони пригодились! – юноша сбил уже замахнувшегося отца с ног, всем своим весом придавил к земле, одновременно борясь с его сопротивлением и пытаясь укрыть плащом.
– Лежи! Лежи тихо – и никто ни о чем не догадается! – шептал Умм, выкручивая отцовы руки так, чтобы тот уже не мог навредить ни ему, ни себе. – Это я, Умм! Твой сын! – И, чувствуя уже слабеющее сопротивление и успокаивающееся дыхание отца, сквозь слезы проговорил: – Я вернулся, отец. Теперь я никогда тебя не брошу. Все закончилось.
Не дожидаясь ни слов благодарности, ни прощения, Умм помог Бехиму подняться, набросил ему на голову свой плащ и, воспользовавшись занявшейся у святилища суматохой, обнял его ссутуленные плечи и повел окраиной деревни к коновязи. Отец шел покорно. Всю дорогу он, словно не веря, что Умм – настоящий, искоса поглядывал на него слезящимися явно не от дыма глазами и что-то бормотал себе под нос.
Уже подъезжая к Перстню, юноша разобрал в этом бормотании слова молитвы – благодарности Огненному богу за то, что уберег сына от гибели. А еще Умм заметил, что отец несколько раз задержал взгляд на его эмблеме стражника, которую он впопыхах забыл снять. От затаенной гордости, блеснувшей во влажных глазах отца, в сердце юноши разом расцвели все цветы огненной земли.
Расцвели – и так же быстро пожухли, оставив лишь горький привкус пепла и крови, когда у входа в замок Рубб резко схватил его за предплечье и наотмашь ударил по лицу. Отчаянно зазвенело в ушах – от боли и обиды. Не столько за саму пощечину, сколько за то, что получить ее пришлось на глазах отца.
Это был именно тот выбор и та жертва, на которую он сознательно решился, прекрасно зная, какой может быть расплата.
Именно поэтому Умм почти не удивился, когда Рубб сдернул с него эмблему королевского стражника и швырнул ее юноше под ноги. Все его крики о нарушении клятвы и священного долга, переходящие в отборную солдафонскую брань, доносились до Умма так, как будто он их уже слышал. А он действительно слышал – тысячи тысяч раз, когда готовил себя к событиям этой жуткой ночи. Слышал в голове, во сне, иногда даже сам высказывал их себе. Он был готов.
Но только не к тому, что все это произойдет перед отцом.
И уж тем более не к тому, что из-за его отчаянного, но благородного поступка этой ночью погибнет другой.
Подлинный король острова Харх.
Сквозь проемы складчатых гобеленов королевских покоев пробивались первые нежно-розовые лучи рассвета. Смешиваясь с кровью в чашах иссякших фонтанов, они создавали зловещую игру света, скользящую по комнате. Тела уже убрали, чтобы должным образом подготовить их к Пепелищу.
Снизу вместо песнопений и музыки доносился взволнованный гул толпы: словоохотливые хархи подхватили новую весть, словно голуби – хлебные крошки.
– Кафф умер!
– Подлинного короля больше нет с нами! – то тут, то там взрывалось отчаянными возгласами хархское стадо, столпившееся у подножия замка.
Закрыв глаза, Йанги полной грудью приняла тревожное дыхание нового дня. Дала ему пройти через легкие, заполнить себя до краев. Рядом ей что-то восторженно тараторил Бадирт, без конца пытаясь поймать ее взгляд.
Жрица выпустила воздух из легких – обратно он вышел не так легко, как ей бы хотелось, – и шагнула на террасу. Бадирт в окровавленном венце Каффа встал чуть поодаль, по правую руку от нее. Йанги неторопливо огляделась.
На мгновение ее черты дрогнули, по ним скользнуло смятение. Она еще раз глубоко вдохнула утренний, но уже нестерпимо жаркий воздух, призывая себя к хладнокровию. И, вопреки увиденному, выдержала удар.
Жрица вознесла руки высоко над головой и, сложив пальцы ритуальным треугольником, в полном молчании торжественно осенила этим знаком толпу. Бадирт, отозвавшись на чуть заметный кивок головы, подошел ближе и встал за левым плечом Йанги. Толпа – один хархи за другим – рухнула на колени, слившись от скорби и осознания величия момента в единое море преклоненных рыжих голов.
Над этими головами в посветлевшем нежно-голубом небе прямо из-за моря ползло исполинских размеров созвездие. В своих ворсистых лапах, похожих на шесть смертоносных молний, оно несло Харх дары – подрагивающие далекими вспышками спирали слепящих смерчей.
Звездный Ящер исчез, словно его никогда и не было.