Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

На обитой шафрановым бархатом кушетке с закругленными бронзовыми подлокотниками, из центра которых расходились металлические лучи, сидела Йанги. Ее длинные белые руки покоились на бордовой ткани туники. Верховная жрица, хоть и была хозяйкой положения, ничем не выдавала этого – ни обликом, ни позой, ни выражением лица. Более того, она казалась смиренней и покорней самого Дримгура.

Сверху лился все тот же свет без видимого источника, наделяя кожу Йанги теплым оттенком пчелиного воска, а ее обычно серебристо-пепельные волосы теперь казались персиковыми. Стоило жрице чуть шевельнуть головой, увенчанной тонким обручем с иссиня-черными перьями, в ее прямых прядях вместо холодных отблесков играли жизнерадостные золотинки.

Только слепцу это не внушило бы робкой надежды на безболезненность грядущего наказания! Дримгур же, с его острым зрением, перестал ждать уступок от судьбы. Более того, теперь стражник готов был поклясться: он буквально жаждал боли – этой обещанной расплаты за нарушение караульного кодекса. Боли, пронзительного холода, любых иных испытаний тела и духа, чтобы снискать хоть крошечную толику милосердия Огненного бога. Чтобы ощутить себя истинным сыном огненной земли Харх, наследником его великих воинов и, в конце концов, мужчиной… А не «куклой в блестящих доспехах», как жалкий карлик называл за глаза королевских стражников.

Дримгур-то всегда знал – догадывался, – что отчасти характеристика Эббиха справедлива.

– Роза, Сиятельная? – Юноша послушно оглянулся по сторонам в поисках цветка, о котором говорила Йанги.

Обстановка покоев была аскетичной: две кушетки с бархатными сиденьями, каменный стол с разложенными на нем пузатыми колбочками и черными перьями (такими же, как в головном уборе жрицы), причудливо изогнутые напольные подставки с незажженными свечами, белая медвежья шкура на холодных плитах пола… Что угодно, но не розы. Не говоря уж о засахаренных экземплярах.

– О да, воин, – спокойно молвила Йанги. – Но ты их не увидишь, если будешь искать взглядом.

Полуулыбка? Или стражнику померещилось?

– Закрой глаза, – мягко сказала жрица, – и услышь ее. Не используй зрение, откажись от привычных усилий разума, и образ прекрасного цветка предстанет перед тобой. Столь же ясно, как сейчас передо мной, – добавила Йанги, глядя куда-то мимо Дримгура.

«Началось», – решил стражник и поспешно выполнил то, что только что коснулось его слуха. Приказ – не приказ, совершенно неважно.

Он постарался сделать ровно так, как велела жрица. Изо всех сил он зажмурил глаза и заставил себя остановить поток мыслей, скачущих диким степным табуном по просторам разума. Вопреки надеждам юноши, взнуздать этих ретивых жеребцов оказалось не так-то просто. Выяснилось, что там, внутри, все устроено с точностью до наоборот: теперь он уже не бравый наездник, управляющий своим резвым скакуном, он сам оказался под чьей-то властной плетью. Эта плеть хлестала Дримгура свежими переживаниями, поднимала с пола осадок впечатлений и швыряла ему в закрытые глаза; не успевала чуть остыть полоска боли от удара одной мысли, следом обрушивалась новая, наполняя гудящей резью уже другую часть тела.

Какие тут могут быть розы? Эта плеть попросту рассекла бы шелк нежных лепестков в багряную пыль и развеяла по ветру над морем Вигари.

И все же это духовное испытание не могло превратить в пыль настрой, подаренный Дримгуру его новыми открытиями. Дары Стены отверженных все так же поблескивали древним золотом на костяных блюдах. Он просто стоял, не говоря ни слова. Просто отдался испытанию – именно так он воспринимал происходящее.

Йанги, чего давным-давно с ней не случалось, искренне восхитилась. Реакция Дримгура превзошла все ожидания.

Королевский воин, позволив снять с себя первую метафизическую пробу, предстал перед ней в наилучшем свете. «Разум – это первое, – подняв глаза к потолку, загибала жрица свои тонкие пальцы. – Разум не замутнен влиятельными энергиями: отец рано умер, мать не властна, а окружение нейтрально. Прекрасная ничейная территория. Истовая жажда, которая юноше кажется примитивной потребностью его земного тела, на деле – жажда пересохшего честолюбия. Захлестывающие страсти по свершениям, подвигам. О, неужто?» На мгновение Йанги по-кошачьи прищурилась, словно сверяясь с неким незримым механизмом. «Да, воин, – томно изогнувшись, будто от наслаждения, закивала она, – это страсти по крови! И с какой силой вытесняют они прочие притязания души! Сколько вообще здесь силы – истинной силы, закипающей в сонном котле бездействия, противного их Прародителю. Я чую, как лопаются его пузырьки, как пляшет на котле крышка!» Жрица медленно втянула ноздрями воздух. С длинным, таким же чувственным выдохом ее лицо утратило негу и стало слегка озабоченным: «Слишком, слишком хорош для своей роли… Пешка оказалась ладьей. Хот, кто знает. Может, так и должно было случиться… Может, это единственно верный путь. – Йанги пристально посмотрела на Дримгура. – Но вот переживет ли ладья рокировку?..»