Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Низкорослый толстяк, словно горсть леденцов, перебирал в пухлых ладошках темно-зеленые, мрачно-фиолетовые и бордовые шарики с узкими горлышками, радостно кивая каждому из них как старому знакомому. «Судя по блеску, они отвечают ему взаимностью…» – завистливо рассудила Илари. Круглое лицо мальчугана светилось не меньше, чем промасленный спил снежного корня. Он закатал рукава своей аквамариновой мантии аж по самые локти, и теперь его оголенные руки навевали комичную мысль о серебряных латах. «Ха-ха! – Девушка едва сдерживала язвительный смех. – Пекарь приоделся рыцарем и заявился в таком виде на свое рабочее место!» И в самом деле, перенеси этого толстячка к печной заслонке хлебопекарного цеха Черновика – ни дать ни взять готовится поставить в печь несколько булок травяного хлеба. Не хватает разве только фартука да повязки на голове.

Вот «пекарь» потянулся короткими пухлыми пальчиками за очередной порцией «теста». Илари, все так же боясь обнаружить свою некомпетентность в обращении с лекарским инструментарием, не позволяла себе повернуть голову и в открытую посмотреть, как другие отсоединяют колбочки от магнитного ящика. Поэтому, делая вид, что пока занята их тактильным изучением, девушка вовсю косилась на деятельного толстяка. Этот шпионский прием давался нелегко – болью глазных мышц, ощутимым изменением черепного давления и легким, но вместе с тем неприятным головокружением. Илари ухватилась дрожащими пальцами за прохладную гладь столешницы. Волнение, однако, перекрывало физический дискомфорт и подталкивало к скорейшему разоблачению магнитной аномалии, не позволявшей взять в руки ни одного снадобья. Ведь замешательство Илари того и гляди заметит – если уже не заметил – тот седой преподаватель в молочном кимоно. Девушке пришлось не раз пожалеть о выборе места: слишком близко от возвышения, на котором полукругом восседали за столом наставники. Глупость за глупостью! Да что с ней сегодня – в такой-то день! – творится?

Нет, глаза теперь уже отводить никак нельзя. Нужно-таки углядеть, как этот маленький обжора-барчук подцепит с подноса новый пузырек! И пусть это будет стоить хоть светооборота головной боли! Плевать сейчас на все!

Илари, продолжая с независимым видом копаться в ящике, изо всех сил удерживала фокус на мальчугане, которого в порыве искренней зависти окрестила «пекарем». Она продолжала свое вынужденное «шпионство». Толстяк же, как назло, приостановился. Конечно, ему-то куда торопиться! Он задумался – видать, и вправду, о травяных булочках в сливочной глазури – и мечтательно забарабанил пальцем по восковидной пробке, что увенчивала горлышко темно-алой бутылочки. То была последняя емкость, до которой еще не добрались пухлые серебристые руки.

«Что он там выстукивает?!» – нервно вопрошала себя Илари. Потом всерьез задумалась: а может, и в самом деле попробовать постучать по тугой вощеной пробке? Чем искусники не шутят!..

Стараясь действовать как можно незаметней – на случай, если идея окажется столь же бесполезной, как и латы для пекаря, – девушка со всей доступной ей деликатностью трижды коснулась пробки кончиком ногтя указательного пальца. Эта нехитрая манипуляция заметно усилила ощущение собственной бестолковости. Похоже, на щеках Илари расцвели васильковые тени, выдающие прилив к ним синей крови, что не на шутку разбушевалась под бледной кожей девушки. Неудивительно. Ведь так оно всегда и происходит, когда надежды всей жизни, пусть и недолгой, кубарем катятся к самому краю обрыва. Краснеют ли щеки, синеют ли – какая, в сущности, разница?

Тук-тук-тук.

Ответа, как и стоило ожидать, не последовало. Абсолютная тишина. Ничего не щелкнуло, не скрипнуло и даже не пискнуло. Никакого намека на то, что хитроумный поднос готов расстаться со своим бесценным содержимым.

Что делать?

Мастер уже принялся, не меняя интонации и тембра, монотонно излагать условия экзаменационного испытания. До Илари, хоть она и заняла «удачное» место в первом ряду, слова долетали какими-то приглушенными отзвуками. Будто ее заперли в деревянной бочке и швырнули в глубокий подпол.

– …существо… с индивидуальным… хвори… – доносилось разреженным эхом откуда-то сверху, – знания… типы снадобий… элементы формул… от ваших наставников.

То, что другие воспринимали как вполне выполнимые указания, для Илари звучало бессвязными обрывками приговора – лично ей. Приговора, который она не в силах оспорить.