— Наверное, можно. Нам вон пацанята рассказали, что в лесу куча немецких машин и броневиков битых стоит. Думаешь, мы сопли жевали? Нет, пришли, нашли, а оружие немецкие трофейщики собрали и все остальное мало-мальски ценное — тоже. Даже сапоги с мертвяков поснимали. Осталось мелочевка, рассыпанные и втоптанные гнутые и мятые патроны, вонища от плохо закопанных трупцов и прочие «прелести» войны. Бумажонки, лоскутья тряпок, тюбики — коробочки, резина горелая, металлолом уже ржавый. Может кому-то повезет. Трофейщики наверняка землю не перелопачивали, по кустам не особо шарились… А взрывами бомб что угодно и куда угодно зашвырнуть могло. Но вот нам — не повезло. Можем тебя туда сводить, ты нам сразу нос утрешь! Тут недалеко — верст двадцать.
— Руку вот нашли с часами — в ёлку закинуло. Ан не срослось — часы хоть тресни, а идти не хотят! — подколол Лёху коренастый.
— Половник видал? Который новехонький такой, люменевый? У бабы Нюси любимая поварешка который?
— Видал конечно. Блистючий, она им порции раскладывает — признался Лёха.
— А это верстах в пяти нашли. Знаешь как тухлая каша воняет? Не, не знаешь. Мы и сами запашку удивились — а это немецкий танк нашу полевую кухню раздавил. Вместе с кашей. Один половник только и уцелел. И повар там же валялся — как мыл в ручейке котелки, так и повалился — ему поперек спины очередью порезали. Вот он (кивок в сторону молодцеватого) в сторонку от кухни отошел — и там нашел тело во всей амуниции. Рядом ручей, а в нем котелки недомытые, фляги на берегу и рабочий по кухне головой в ручье. Никакого изобилия… Грязь и ужас войны. Ну и маленькие дивиденды. Десяток котелков, пара фляг — побились они большей частью, по повару и по баклажкам очередь прошла, да ботинки с мертвеца. Их сейчас Сиволап носит, только ты ему не говори, не нужно. Наши партизаны еще от мирного времени не отвыкли, пирожки мамкины из задницы торчат. Привыкли, на всем готовом.
— Это — точно — отозвался другой разведчик. Помолчал и решительно заявил:
— Что ни говори, командир, а надо людей обучать подбирать всё.
— Это ты о чем? — спросил Лёха.
— Да о том, что бедному вору — все в пору. Привыкать надо к лесной жизни, а они все ушами хлопают, думают, им на блюдечке с золотой каемочкой поднесут.
— Товарищ Стукалов имеет в виду тот факт, что наши бойцы не приучены думать наперед в боевой обстановке — заметил Киргетов.
Потомок изобразил лицом внимание.
— Ты что ли про это… Про мародерство?
— Это ты о чем, старшина? — удивился коренастый.
— Это так называется, если ты грабишь на войне с целью богатствия себе найти — отозвался с усмешкой Киргетов.
— И какое же на войне богатствие? Разор сплошной! — искренне удивился партизан.
Лёха на минутку задумался, вспомнив, что по телевизору показывали, как ухитрялись неизвестные ребята из американской армии обносить всякие музеи в оккупированных странах на бесценные экспонаты, заяву лекаря — профессора про грабительскую суть немецкого визита, потом вспомнил разговор с ефрейтором, где и Бендеберя и Семенов толковали, что ботинки снять с убиенного (тут Лёха опять отвлекся на тему того, а откуда взялись внезапно его собственные одежа-обужа и парашют впридачу) — уже мародерство, и в конце-концов запутался сам совершенно.
— Вот когда волк пришел у меня овцу украсть, а я волка — того, и шкуру с него снял — это мародерство или как? — внимательно глянул Киргетов на запинающегося под грузом вороха мыслей потомка.
— Это — браконьерство! — заржал молодой разведчик. Лёха покосился на него, увидел, что тут явно какие — то старые дрожжи и не стал встревать.
Киргетов выпад своего подчиненного игнорировал как-то даже привычно, и опять спросил у Лёхи:
— Так что такое мародерство?
Менеджер вздохнул, решив про себя при первой же возможности узнать у Семенова откуда взялось его старшинское имущество.
— Ну, давай! Сказал «а» говори и «бе».
— Да я и сам толком не пойму. Особенно — сейчас. Раньше все вроде просто было — вынул у мертвеца бумажник — готов мародер. Или там… (Тут Лёха прикусил язык, потому что рассказывать про виденную как-то на трассе разбившуюся фуру с помидорами, откуда все тырили красные овощи, было не очень уместно). А сейчас — я и сам не пойму. Но ведь я не один такой — вон ефрейтор про нашего лейтенанта рассказывал, что тот сначала был ни-ни. А потом перед ручным пулеметом не устоял. И пошло — поехало.
— Ну, вот. А то — туда же — засмеялся Киргетов.
— Ты, паря, просто считай — что мы и есть — трофейная команда. И все будет тарантелло! — поучающее молвил молодой разведчик, остальные хмыкнули с пониманием.
Разговор получил весьма неожиданное для Лёхи продолжение. Действуя по принципу «куй железо, не отходя в долгий ящик» Киргетов по возвращении обратился к командиру о проведении практических занятий для молодежи. Ход был беспроигрышный, к молокососам пышноусый относился двойственно — с одной стороны гордился, как собаковод — породистыми щенятами, с другой — был страшно обеспокоен их слабой выучкой. Подбить начальство на дрессировку молодежи было проще некуда.