К Пашкину добрались только в одиннадцать вечера — продрогшие, усталые. Как и предполагали, Суворов, вдрызг пьяный, лежал, разметавшись, на своей кровати. Все добродушно посмеялись над ним и тоже, не мешкая, завалились спать. О завтрашнем дне думать никому не хотелось. Завтра — это завтра, оно еще не наступило.
17
Почти до обеда следующего дня все дрыхли без задних ног. Спешить было некуда. Отчаяние первых дней навсегда, казалось, ушло. И хотя прошедшая неделя почти ничего не прибавила в худые карманы горе-шабашников, они уже не так тревожились за дальнейшее, верили, что удача обязательно придет к ним, и они не только заработают на хлеб насущный, но и на обратную дорогу, и для семьи.
Больше всего на это надеялись Бражко и Саленко, потому что люди они были приземленные, домоседы, каждый ехал сюда в надежде на быстрый заработок, на работу в два-три месяца и непременно сходу, без раскачки; так сказать, с корабля на бал. Поэтому оба заняли денег только на прямую дорогу, под расчет и оставили дома: один — недостроенный фундамент (почти тонна цемента) — Саленко, другой — огромное хозяйство, справиться с которым жене будет не под силу (Бражко). Ветреный же бригадир привычно колесил по свету то полгода, то год, пока не натыкался на какого-нибудь очередного земляка, который давал ему кров, работу, приличный заработок, и тогда он вспоминал про свою семью, троих детей и ехал обратно, запихнув в пропахший потом носок честным трудом заработанные две тысячи долларов, сумма для него высочайшая и некоторым образом эталонная. Он так и говорил обычно:
— Пока две тысячи «баксов» не заработаю, домой — ни-ни!
И не смущал его тот факт, что эту сумму он мог заработать за пару месяцев и тут же просадить за неделю, чтобы снова куда-то податься и на новом месте собирать её уже три-четыре месяца, а то и дольше.
Но сейчас об этом никто не думал: все спали. Спали, потому что делать было нечего.
В десять-одиннадцать лежать надоело. Солнце желтыми иглами прорвалось сквозь пыльные занавески и растолкало даже дремлющего непробудным сном Малого (он опять всю ночь проторчал на остановке и явился часа в четыре утра. Собаки охрипли выпроваживать его). Пашкин как всегда поутру исчез, Суворов заваривал в стеклянной пол-литровой банке чифирь — ему нужно было заглушить нестерпимую головную боль. Просить у Женьки снова на «банан» не позволяла ему совесть, как не позволила и потребовать полагавшийся ему процент от вчерашнего — он все-таки его не отработал.
Ныла голова и у Саленко. Скверно чувствовал себя Бражкó. Один Женька поднялся с пола бодрым, напомнил Суворову про вчерашний разговор.
— Да-да, помню, — сиплым голосом ответил Суворов. — Армян обязательно сегодня будет. Я, как и обещал, обо всем у него узнаю.
Зачефирив, Суворов занял место у окна, выходящего прямо на шоссе.
— Я его только так и ловлю, — поделился хитростью Суворов. — Джип у него красный, приметный, так просто не промелькнет.
Бражко и Саленко собрались на рыбную ловлю.
— Вы спуститесь пониже, — посоветовал Суворов, — ближе к понтону, мужики всегда там ловят. Рыба в том месте как раз из Логмозера в Онегу переплывает. Бывает и до восьми, а то и десяти килограмм вытягивают. Место отменное.
— Да были бы хоть удочки как удочки, — махнул на него рукой Саленко. — А нашими дрынами — позориться только. Сядем за поселком — не так в глаза бросаться будем.
— Удачной ловли, — пробормотал им вслед Суворов.
— А ты не пойдешь с нами? — спросил Бражко у Женьки.
— Не, тоже буду армянина ждать. Узнаю, что к чему.
Бражко с Саленко ушли. Малой сгонял в туалет и снова завалился спать. Резник взялся за книгу, но чтение не пошло: смысл прочитанного едва удерживался в голове, приходилось вновь и вновь возвращаться ему в начало страницы. В конце концов он с сожалением отложил книгу и стал наблюдать за Суворовым. Тот курил, не спуская глаз с дороги. Сидел полусогнувшись, задумчиво, в окружении дыма.
Человек он был малоразговорчивый, но под хмельком язык его развязывался, хотя сам он оставался также хмур и угрюм, как и трезвый. Складки дум с его лица никогда не сходили. Казалось, он постоянно находился в поисках решения каких-то проблем, но проблем этих наверняка у него никогда не возникало.
— О чем думаешь, Миша? — вдруг вырвалось у Виктора.
— Да вот, понимаешь, Витя, опять меня бес попутал, — сказал он, не поворачивая головы. — Вчерась Глашку Кузнецову встретил, расстроила она меня. Сына-то моего, оказывается, два дня назад в армию отправили, а я и не знал. Жена моя бывшая ничего не сообщила. И получается — я как не родной отец своему сыну. Пошел он, получается, на взросление без меня. Вот. — Закончил он по привычке.
— А ты что ж, совсем не виделся с ним?
— Да редко. Моя бывшая не любит этого, да и я в Петрозаводске бываю постольку поскольку. Больше по заработкам, на дачах. И вот получается: живем как будто рядом, а встретиться не можем — бес путает.
— И часто он тебя так? — спросил Виктор без всякой задней мысли.
— Частенько. Раз я даже домой попасть не мог, в собственную квартиру.