Лексикон света и тьмы

Хенри уходит домой ждать решения. И начинаются вязкие, бесконечные дни, Хенри ничего не делает, только ждёт, когда получит повестку, а с ней и возможность свалить и отсюда, и вообще от всего. Возможность уехать из Левангера, с его заурядностью и мещанскими замашками, на поле битвы, где идёт настоящая борьба и рождаются истинные герои. Он знает и других, записавшихся на войну, но их немного, и Хенри отмечает, с каким уважением встречают в кафе его сообщение, что он идёт добровольцем и что вопрос только в том, когда его отправят.

Проходит неделя.

Две.

Наконец по почте приходит ответ. Пока Риннан пальцами разрывает конверт, он словно отрывает пласты скуки, бессилия и приоткрывает щель в другой мир, в другую жизнь. Отказ. К службе не годен.

Риннану приходится перечитать письмо несколько раз, чтобы удостовериться, что в нём действительно написано то, что написано. Без объяснений. Етить колотить. Может быть, всё же из-за роста?

Но разве Зимняя война – это конкурс долговязых? Неужели надо быть в два метра ростом, чтобы нажать на курок? Или под два метра, чтобы водить машину? Врываться в дом? Стрелять в неприятеля?

Да нет, конечно. Ярость, ярость кипит в нём.

И всё равно он оказывается не готов к унижению, что настигает его на улице спустя несколько дней, когда по дороге домой он проходит мимо компании парней, которые гуляют с девушками, мечтая произвести на них впечатление. И один из них шепчет в спину Риннану, но достаточно громко, чтобы тот услышал:

– Говорят, Риннана не возьмут на войну, пока не построят маленьких танков.

Вот же гады.

Паразиты долбаные!

Вот бы бошки открутить всем этим говнососам!

Размазать по их мордам эти ухмылочки, все, все они гады, и те, что на улице, и те, что во всяких там конторах и министерствах. Врезать бы этим удачливым красавчикам, которые НИЧЕГОШЕНЬКИ не сделали, а всего только родились с нормальным телом.

Вы у меня поплатитесь, думает Хенри, идя дальше с опущенными глазами. Наступит день, когда я перерасту этот сраный город, стану большим человеком, получу высокий пост, вот тогда вы у меня попляшете. И может быть, я позволю вам на коленях вымаливать у меня разрешение просто задать мне вопрос.

ВОТ ПОГОДИТЕ! – кричит всё у него в груди. – ВОТ ПОГОДИТЕ!

K как Кипа, или ермолка.

Впервые я услышал, как эти слова произносят вслух, в бассейне города Барум одним зимним днём в конце прошлого века. Я, согласно сезону синевато-бледный, был облачён в купальные шорты, хотя в ту пору я вообще коротких штанов не носил, поскольку считал, что мои ноги, из-за которых я постоянно комплексовал, смотрятся в них ещё более тощими, чем они есть на самом деле. Тем не менее я стоял посреди зимы в шортах в бассейне, поскольку записался на курс спасения на воде, прохождение которого давало мне летом работу в развлекательном клубе для детей в Калвёй, рядом с Осло. Подойдя к бассейну, я сразу приметил девушку, сидевшую у бортика, она была тут единственным одетым человеком. Мне хватило одного взгляда понять, что между нами возник импульс, хотя она нисколько не походила на ту, которую я, что называется, искал. Юная, коротко стриженная, с ясными карими глазами, в чёрных брюках и тёмно-синем батнике. Мы только посмотрели друг на друга, может, чуть дольше принятого зацепившись взглядами, и она вернулась к разговору с подругой, стала рассказывать, что всё у неё хорошо, вот обзавелась молодым человеком, и я помню, что сразу ощутил острое разочарование. Я подумал, что вечно со мной так, значит, нечего в её сторону и мечтать. И тут же принялся болтать с приятелем, о чём, не помню, видимо, обсуждалась какая-то сцена из фильма или книги, короче, стою я рядом с бассейном и силюсь вспомнить, как называется та шапочка на голове у евреев, слово вертится в уме, но мне не даётся. И в этот момент девушка переключает внимание на меня и говорит: «Кипа, или ермолка».

Оказалось, она отвечает за весь этот летний лагерь, хотя вообще-то собирается провести в Норвегии только лето, а потом вернуться доучиваться в Испанию. У неё была необычная фамилия, Комиссар, и не успело ещё лето кончиться, как она разорвала прежние отношения, мы стали парой, и она решила остаться в Норвегии. Я переехал к ней. Мы путешествовали, учились, поженились. У нас родился ребёнок, и ещё один, и вот уже двадцать лет мы вплетаемся друг в друга, всё прочнее и прочнее.

К как Карта Европы, по которой расползается война, разевая пасть и зарясь на всё большие куски, как если бы кто-то держал под картой зажжённую спичку, прямо под Германией, и от жара пламени карта сначала потемнела бы и на ней пропали все дороги, а потом внезапно полыхнула, зияя расширяющейся дырой, поглощающей город за городом, страну за страной.