Лексикон света и тьмы

Раздаётся шквал выстрелов, почти одновременных, как будто работает расстрельная команда. Немецкие солдаты наблюдают за происходящим, потеряв дар речи. Бык испускает короткий ревущий вздох и тяжело валится на землю, моргая большими круглыми глазами и скребя копытами землю, словно пытаясь бежать. Струя мочи внезапно вырывается из низа животного, бьёт по лодыжкам Инги и Ивара, оба отскакивают в сторону.

– Ну вот и всё! Добро пожаловать на бойню! Можешь принести ножи, Карл?

Через несколько секунд Карл возвращается с двумя кухонными ножами, по одному в каждой руке.

Он протягивает их и вопросительно смотрит на соратников, но никто не хочет брать ножи. Никто не хочет.

– Хорошо. Тогда ты начинай, Карл! – говорит Риннан, и это звучит как приказ и так и воспринимается.

Карл становится на колени и прижимает кончик ножа к сухой светло-каштановой шерсти на животе животного, но не может решиться, поворачивает голову и неуверенно смотрит на Риннана.

– Я никогда не делал этого раньше, – говорит он.

– Давай, Карл! Мы хотели бы поужинать ещё до Рождества, если ты не против.

Остальные нервно подхихикивают. Карл снова прижимает остриё ножа к мёртвому быку и толкает внутрь. И остриё неожиданно входит в мёртвую плоть, тонкая струйка крови бьёт Карлу в руку. Из шерсти трупа вылетают две мухи и с жужжанием разлетаются в разные стороны. Все стоят, как загипнотизированные, пока Карл взрезает быку брюхо, из разреза валятся внутренности. Блестящие и таинственно сизые, серые, жёлтые и красные.

– Ну вот, – говорит Риннан и хлопает Карла по плечу, а потом поворачивается к остальным. – Угощайтесь, дорогие. У нас тут самообслуживание: отрезаете себе кусок, хотите большой, хотите маленький, и тащите на кухню, а там уж наши повара им займутся.

Такое легче сказать, чем сделать, но все стараются. Выстраиваются в очередь и кромсают тушу, сами по локоть в крови. Несколько минут отвращения, напряжения и смешков… наконец процессия с сырыми кусками мяса на тарелках уходит в сторону кухни, бросив падаль в саду.

П

П как Помощь, которую поначалу оказывали узникам во врачебном кабинете лагеря – например, если кто-то простыл и температурит или натёр себе в каменоломнях мозоли на руках. Лопнувшие волдыри могли смазать мазью, рану на ноге или порез от пилы забинтовать дать пастилки от воспаления горла. П как Признак расчеловечивания и ожесточения, озверения нравов, что такой простой человеческой поддержке был положен конец. Тебе пересказывали формулу Флеша на сей счёт. Во время посещения Фалстада Флеш обнаружил во врачебном кабинете трёх больных евреев и возмутился такой расточительности.

– Три пули, и проблема решена, – сказал он.

П как Правда.

П как Преступления.

П как Прошлое.

П как Памятные знаки, называемые камнями преткновения, Stolpersteine. Есть несколько способов попытаться выразить то, для чего нет никаких слов. Способов вместить невместимое, когда ты видишь оскотинивание настолько невообразимое, что мыслям и чувствам требуются подпорки, чтобы просто признать сам факт, что да, так было. Одной из таких опор служат камни преткновения. На сегодня в разных европейских городах установлено примерно шестьдесят семь тысяч бронзовых камней с именами погибших. Шестьдесят семь тысяч людей, у которых было детство. Была любимая музыка. Были свои нехорошие привычки. Шестьдесят семь тысяч человек, которые любили и мечтали о будущем. Ругались, смеялись, пели и влюблялись. Шестьдесят семь тысяч – какое невообразимо большое число, подумал я, впервые услышав эту цифру, но в следующий миг сказал себе: сколько же ещё таких камней предстоит установить, если проект будет выполнен полностью? Ведь пока не хватает почти шести миллионов камней. И тротуары Европы практически покроются бронзой, если художественный проект будет доведён до конца. От этой мысли становится дурно, она невыносима, и я вдруг вспоминаю старую синагогу в Праге, я был там с Риккой вскоре после начала нашей совместной жизни. Тихое место, где имена всех убитых этого города написаны красным на белой оштукатуренной стене – от пола до потолка. Ты как будто входишь в гробницу, настойчивое обращение к тебе, заложенное в повторении имён, длится, длится, и каждое словно безмолвно шепчет тебе: «Не забывай меня. Не забывай меня. Не забывай меня. Не забывай меня».

П как Презрение, как Пытки, как Потери.

П как Песни, которые поют в некоторых мастерских, чтобы поддержать свой дух.

П как Постирочная в подвале в Фалстаде, у вас там налажена нелегальная передача писем и продуктовых передачек. Приветы из внешнего мира перекочёвывают из рук в руки во влажном воздухе, липком из-за испарений от сохнущих рубах и простыней, приятных и мягких на ощупь или если зарыться в них лицом, как ты иногда делал дома в Паричах, проходя мимо хлопающих на ветру простыней, развешенных для просушки на верёвках за домом, чтобы почувствовать мягкую прохладу и запах выкипяченного хлопка.