Конечно, со временем, мы, глядя на великие соборы и скульптуры на этих соборах, пытаемся их рассмотреть поподробнее. И начинаем его раскладывать и обсуждать. Но нами уже потеряна та удивительная магма и материя, из которой этот собор рождался. Все это потеряно настолько, что сейчас, когда мы начинаем пробиваться сквозь наше незнание, у нас голова начинает идти кругом. Мы совершенно по-другому начинаем воспринимать культуру прошлого и вынуждены признать: «А, как это случилось? Этого не могло быть! Ребята, а ведь глубокое средневековье темным-то не было…» А, чем оно было? Оно было абсолютно гениальным! Оно было удивительным временем, которое Гумилев называл «великим европейским пассионарным всплеском». По идее Гумилева именно в 9 веке на Западную Европу падает та самая толчковая пассионарная ситуация, что создает необыкновенный эффект. Я бы очень хотела, чтобы мы посвятили одну из наших тем теории Льва Николаевича Гумилева. Она очень многими принимается и очень многими не принимается. И это настоящая трагедия одного из величайших мировых историков — страшная, ужасная, мной до сих пор почти не пережитая. Он предложил миру свою историческую концепцию. Пассионарную. Возможно, неправильную, но подумать-то мы о ней можем, прежде чем сказать: «Неправильно!» Он и сам говорил, что не понимает природу этого толчка. И, хотя, Гумилев пользовался теорией Вернадского, он утверждал, что эти толчки, эти пассионарные возбуждения дают такой же эффект, какой хлыст оставляет после себя на теле… Знаете, да? Ударил хлыстом по коже и это место тут же вспухает. И он говорил: «Это — космическая энергия. Это — удар из космоса, рассчитать который не возможно!».
Эти толчки носят в достаточной степени неожиданный ударный характер. Есть места, в которых их совершенно не было. Никогда. Например, Англия. Эта страна никогда не находилась в зоне пассионарного толчка. А что же там происходило? И Гумилев написал по этому поводу. Грубовато, правда, но точно: «Ее принесли во всемирных мешках нормандские завоеватели из Франции». Было завоевание норманнов в 1666 году? Вот они и принесли. Возьмите Россию. Большинство аристократических родов имеет татарское происхождение… Всякие там Юсуповы, Повыда и прочие. А английские аристократы имеют нормандское происхождение. Байроны, Черчиль — это все норманны по своему происхождению. Как интересно. Так вот, Гумилев считал, что там, где происходит толчок, там начинается возбуждение. То есть, создаются определенные условия, при которых начинается возбуждение культурное, возбуждение личности и происходит некое неожиданное чудо расцвета. Его книга об этом процессе называется «Этногенез и биосфера земли». Она очень интересно читается и крайне необходима, потому что рассматривает все то, о чем мы с вами говорим. В ней рассматривается каждая страна в отдельности, рассказывается об этих зонах возбуждения, даются хронологические таблицы. Например, вам будет интересно узнать о том, что страной или стороной наиболее частого пассионарного исторического возбуждения, по неизвестным причинам, является Китай. Представляете себе? Вот в Англию эта пассионарность пришла, как результат норманнского нашествия, а в Китае она была пять или шесть раз. А когда у Конфуция спросили:
— Учитель, а что ты скажешь о будущем?
Тот ответил:
— Птица Феникс давно не возрождалась на Аравийском полуострове, и Лошадь-Дракон давно не выходила из воды. Боюсь, что все кончено.
В переводе на наш язык имеется ввиду пассионарное перерождение. Птица Феникс — возрождение и Лошадь, выходящая из воды, и все начинается сначала. И он боится, что все кончено, потому что не видит нигде этой точки пассионарного возмущения. И пусть Гумилев не прав! Пусть он чушь говорит! Пусть он сумасшедший! Но он ведь предлагает хоть какой-то вариант размышлений и доказывает это в своих книгах.
Когда я с ним подружилась и как-то сидела у него в гостях, он спросил:
— Куда это вы все торопитесь? Посидите 45–50 минут и все — вас нет.
И я ответила:
— Я ведь все записываю и боюсь, что через 50 минут нашего разговора ничего не вспомню.
Он засмеялся и сказал:
— Сидите. Если, когда будете записывать, поймете, что что-то забыли — позвоните и я снова расскажу.
Когда я пришла работать на курсы, директором была такая Кокрева. Я и говорю ей:
— Ирина Александровна, студентам надо слушать Гумилева.
Она тут же вспылила:
— Что?! Гумилева? Он — сумасшедший! Он, вообще, не ученый.
Я ей парирую:
— Не надо! Он — не ученый, он — сумасшедший, мало ли у нас не ученых и сумасшедших. Вон, вы своих марксистов зовете, они тоже сумасшедшие и не ученые, а почему же вы не хотите такого интересного человека пригласить?
Она подумала и говорит:
— Хорошо, на Вашу ответственность. Что-нибудь случится, отвечать будете вы, а я никогда не приду на его лекции.
Я сказала:
— Идет!