Лекции по искусству. Книга 2

Этот монастырь замечательное место, находится на территории Флоренции. Там, когда-то, была келья Козимо Старшего, доставшаяся от деда Лоренцо Великолепного. Он там постился, проводил очень много времени, и вот в его покоях, на стене, один из ведущих художников, имевший большой успех, любимец Доминико Гергондаел (?) написал классическую фреску «Последняя трапеза Христа» по всем канонам того времени. Оппозиция — Иуда. А Леонардо, конечно, все это переворачивает и решает вопрос иначе. На фоне проемов только две головы — Христа и Фомы — для него самого главного Апостола, который подняв один палец вверх, вопрошает: «Один предаст?». Это потом Дали скажет: «Нет, не одни — все!». Но вопрос задан и каждый из апостолов отпирается: Яков старший Иоанну что-то сказал такое, что тот пребывает в обмороке и его больше нет. Себя Леонардо изобразил в виде Варфоломея.

Когда он уехал из Милана и вернулся во Флоренцию, то оказалось, что фреска начала осыпаться, потому что он изобретал краски, а они не подходили для монументальной живописи и стали рассыпаться еще при его жизни. И тогда он послал группу своих учеников во главе с Бельтрафио Лоренцо Мельцо, о котором Буковский говорил, что он принял заказ на написание «Джоконды» и написал ее. И Бельтрафио пригласил большую команду, чтобы сразу, при жизни Леонардо, сделать копию с «Тайной вечере». И только потому, что они сделали идеальную копию, появилась возможность реставрации. Отчитываясь, Бельтрафио писал письма Леонардо и в одном из них, он написал: «А я узнал тебя на этой фреске, Титан — сын вспаханной земли». Он узнал его во Варфоломее.

Когда Блок со своей дорогой Любовью Дмитриевной поехал путешествовать в Милан, он записал в дневник: «Ничего не вижу, ведь они американки. Как я их ненавижу! Стоят все, не смотрят и щелкают аппаратами». Как японцы сейчас. Ослепнуть можно только от щелчков этих аппаратов. Я люблю читать дневники Блока — он был искренний и правдивый человек.

Большую работу по спасению ценности в 1906 году сделал Бенито Муссолини. Он был очень занятный и смешной тип, хотя и фашист. Он собрал лучших реставраторов, и те начали работу. Когда они выяснили, что лежит на столе, то почистили краски и восстановили ценность этой композиции.

Собственно говоря, так много и так мало наворочено вокруг этой фрески. И что на ней не Иоан, что Магдалена была гражданской женой, что родилась дочка, что они мигрировали — только не падайте сразу, теряя сознание — во Францию (смех). А вы смеетесь напрасно. Как вы понимаете, тогда Франции не было вообще, если просто не сказать, что она появилась с языком, где-то в районе 10 века, в очень торжественный момент, по соглашению внуков Карла Великого. Тогда впервые, два внука Генрих и Людовик заключают соглашение со словами «мира» — один на французском, второй на немецком языках. Вот, когда страна являет язык. Они зачитали письма друг другу. Какая миграция во Францию? Ну, тут, конечно, этот бандит Дэн Браун — в культуре — гадость номер один. А у меня зять, который обожает его творчество и при этом является представителем настоящей культуры Франции. Вот они с дочерью поехали в церковь Магдалены в Прованс. Я спрашиваю его:

— Ты что, серьезно считаешь, что она туда всерьез эмигрировала?

Он так оскорбился:

— Да!

— Ты что! Чего у вас там происходит? Вы истории не знаете. Как это может быть? 26–32 год, какая Франция!? Какой монастырь Святой Магдалены? Какая чаша грааля?

Нет, не слушает. Не хочет слушать. И тут они поехали. А где она? А вот она. Хорошенькая. Много чего можно услышать. Есть еще одна версия. Леонардо достается больше всех. Почему мне задают вопросы такие ехидные? У него, у скатерти нарисован завязанный узел на ножке. А почему? Я говорю:

— Очень просто, чтобы скатерть не сдуло.

— Да? А вот и нет.

— А чего нет?

— А это разенкрейцеровский тайный знак.

— Какой?

— Не знаю.

То, что Леонардо принадлежал к тайному обществу — это точно. Но это было общество другое. Это я буду рассказывать позже, потому что это имело большое значение для Европы, высшего общества и интеллигенции того времени. Туда входил и Дюрер, и Микеланджело. А возглавлял это общество Босх. Это да, было. И очень серьезно. Это общество апокалиптиков, так называемых адамитов, но узлы они не завязывали. Так что узел этот был завязан для скатерти, чтобы ее не сдуло со стола.

Вопрос того, почему у него такая удивительная, буквально на уровне коллапса судьба? У единственного. Ну, нет, чтобы усы пририсовать Сикстинской мадонне, он их ящеру прививает. А усы ей идут действительно.

Уж на что я копалась, рылась в материалах, попадала в тупик, все равно, есть очень много вопросов, на которые я до сих пор не могу дать ответа. Есть такие художники и поэты, которые, как я говорю, оставлены на будущее, которых время настоящее перерабатывает. Они нужны тому времени. А есть и такие, которые рассчитаны на более длительную работу. Очень актуально. Вот Леонардо оставлен на будущее.