Импрессионисты пишут свет. Они пишут вибрацию света, как цветовую субстанцию мира. Этот свет присущ всем импрессионистам в разной мере, в разной дозировке, но для Клода Моне он является основной темой. Отсюда появляются новые жанры живописи. Например, изображение одного и того же мотива, где сюжета больше нет. Возьмите его серию «Руанский собор» в разное время дня. Совершенно разное содержание, которое зависит от того, в какое время суток написан портал Руанского собора. Как писал Мандельштам: «Кружевом камень будь и паутиной стань». Собор и в жизни — кружево и паутина, а когда его пишет Моне он растворяется и становится единой субстанцией с воздухом и светом.
«Руанский собор»
«Вокзал Сен-Лазар»
«Вокзал Сен-Лазар»
«Вокзал Сен-Лазар»
Еще я очень люблю серию «Вокзал Сен-Лазар». дня и с разных ракурсов. Это разный вокзал и такое сочетание новой конструкции из стекла, ангаров, прибывающего поезда, паровозного дыма, обволакивающего все, впечатляет. А вот его поздние работы я видела в музее, в круглом зале. Там посередине зала кругом стоят кожаные диваны и вы передвигаетесь по этим сидениям и смотрите на его поздние работы. Какие они интересные. Ему было все равно, что он пишет. Он мог писать всего одну кувшинку или всего один цветок. Вода и на ней кувшинка. Это очень большое полотно и так интересно написаны детали, что вы все время думаете, вот кончается небо и начинается вода над которой свешиваются ивы, отраженные в воде. Или все наоборот? Вы получаете глубокое, чувственное, эстетическое, художественное насыщение и необыкновенный отдых.
«Кувшинка», Клод Моне
«Кувшинка», Клод Моне
«Кувшинка», Клод Моне
Когда-то Матис говорил, что хочет, чтобы его живопись была как мягкое кресло, куда усталый человек может прийти после работы и отдохнуть. Моне расслабляет. Вы отдыхаете и получаете при этом такой заряд жизни! Удивительно. Он открыл совершенно другое направление в Европейской живописи. Он предложил новый метод. Я бы о нем сказала так: Клод Моне не был человеком традиции, но он ее создал. Он создал то, что существует до сих пор. Потому что сейчас, независимо от того, что создал Моне в области живописи, никакая другая живопись немыслима. Однажды, я любовалась очень помпезной и поразительной картиной, где Сталин с Ворошиловым прохаживаются по Москве.
«И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов на прогулке в Кремле» («Два вождя после дождя»), Александр Герасимов
Эта картина иронически называется «Два вождя после дождя» и это правильное название, потому что самое главное в ней это не вожди, а прошедший дождь. И небо в тучах, и мокрая мостовая. Разве возможно было бы написать такую картину соцреализма без великих открытий в области живописи, сделанных Клодом Моне? Он предложил другой взгляд на мир, он предложил другого героя и другую живопись. Он открыл другие горизонты. Я сейчас на очень многие вещи смотрю глазами импрессионистов, которые промыли мне глаза. Я стала видеть небо и воду, и картины мира через то, как видели они.
Гениально о Моне сказал Писарро: «Он не только открыл мне глаза, но и освободил мое сознание».
Еще я хочу добавить, что мы любим импрессионистов не только потому, что смотреть на их картины это чистое наслаждение и абсолютно эстетическое питание. Эта единственная группа художников, которая была абсолютно позитивна к миру. Они всегда положительны, они не бередят нас, не ставят с головы на ноги. Когда-то я думала о портретах 18-го века, о том, как интересно художники относились к своим моделям, как видели мир, и как описывали свои впечатления о нем. Позитивно и человечно. Их живопись — самая человечная живопись в 19-ом и 20-ом веках.
Леонардо да Винчи
Леонардо да Винчи
Мне очень нравится мысль Марины Цветаевой, которая в «Смерти Стаховича» написала, что личность художника всегда больше тех произведений, которые он оставляет после себя. Это я не буквально цитирую — я мысль ее передаю. И дальше она пишет: «Как же велик был Леонардо, если Джоконда — только одно из его произведений!»
Леонардо больше не только Джоконды. Мы не можем себе даже представить всего того объема наследия, что он оставил нам. Однажды, на выставке в музее «Изобразительных искусств» я увидела книги, привезенные на юбилейную выставку Леонардо из Франции. Факсимиле, 24 тома инфолио, в изумительных переплетах.
На стене музея висела справка, которая гласило о том, что из 24 томов, оставленных Леонардо, на все языки мира переведено примерно 6 с половиной. Это четвертая часть его трудов.
Что представляют собой эти книги? Это тексты и рисунки. К какой категории их можно отнести? Архив? Безусловно. Но там есть и графика! Причем необыкновенная, затрагивающие такие области, как инженерия, медицина, анатомия и прочее. Огромное количество. Подумайте, четвертая часть! Можем ли мы после этого сказать, что знаем Леонардо? На русский язык из произведений Леонардо переведено совсем ничего — капля.