Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Михаил, однако, не сложил оружия. Добыв снова ярлык с помощью московского отъездчика Некомата, он пытался продолжать борьбу, пока не дожил до тяжкого удара. В том же 1375 г. Дмитрий собрал всю «низовскую» землю на Тверь. В поход пришли даже князья смоленский, брянский, новосильский, оболенский, тарусский и новоторжцы с ними, а под Тверь явились и полки новгородские. Литовская же рать не пришла, и Михаил, «видя свое изнеможение, понеже вся Русскаа земля възста на него», бил челом о мире. Договор 1375 г. свел на нет все усилия тверского князя[174]. Михаил признал себя молодшим братом Дмитрия, его отношения к другим князьям великим и удельным поставлены под контроль Москвы, как она чью правду дозрит; военную помощь Дмитрию Михаил брал на себя наравне с князем Владимиром Андреевичем, отступался от искания великого княженья и Великого Новгорода за себя и всех тверских князей, не принимая ярлыков татарских, если татары и сами давать будут. За то ему гарантируется его отчина, Тверь, но Кашин получает независимость и становится под «оборону» Москвы. В сношениях с Ордой – платеже «выхода» или защите от татар – Михаил обязуется во всем поступать «по думе» и «с одиного» с Москвой. К Ольгерду целование сложить, защищаться от Литвы «с одиного» с великим князем московским и смоленским и всею братьею-князьями, держать мир и рубеж с Новгородом и Торжком по старине, а торг им давать, как и московский, у себя по старине же, не измышляя новых пошлин. Разногласия решать судьями вопчими с высшим третейским решением Олега рязанского. Я уже отмечал, что только этой гарантией – судом стороннего князя – гарантией весьма условного практического значения, отличает договор положение Михаила перед великим князем от положения какого-нибудь Владимира Андреевича серпуховского. Это – памятник большой победы Москвы. Перетянувший «в свое имя» и Тверь, и Смоленск, Дмитрий выступает тут подлинным великим князем всей Северо-Восточной Руси.

И вся эта борьба имела свое отражение в церковных делах, свою идеологию, открываемую в грамотах 1370–1371 гг., какие дошли до нас из оживленной переписки между Русью и Константинополем. Разумею 14 документов, изданных Павловым в «Памятниках древнерусского канонического права». Недаром во главе правления московского стоял митрополит Алексей. Грекам было известно, что ему покойный великий князь московский «не только оставил на попечение… своего сына, нынешнего великого князя всея Руси Димитрия, но и поручил управление и охрану всего княжества, не доверяя никому другому ввиду множества врагов внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его власти и искали удобного времени захватить ее». Глядя на митрополита как на орган своего авторитета на Руси, так что честь и послушание, ему должные, относятся к патриарху, а через патриарха – к самому Богу, патриарх Филофей внушал русским князьям, что митрополит Алексей «великий человек», что его благословение и запрещение найдут опору и в патриаршей власти. Жалоба Алексея на враждебность ему князей (вероятно, прежде всего тверского) вызвала особую грамоту к «князьям всей Руси» об оказании ему «великой чести и благопокорности», как надлежало бы и самому патриарху, если бы он появился среди них. Борьбу с Ольгердом Алексей представил борьбой с «огнепоклонником», врагом веры и креста господня, а действия Дмитрия – как обязанность воевать за христианство и поражать врагов его. На Михаила тверского и других князей он наложил отлучение за союз с язычником и нарушение крестного целования о союзе с Москвой и добился патриаршей грамоты, торжественно подтвердившей это запрещение их как «презрителей и нарушителей заповедей Божиих и своих клятв и обещаний» и ставившей прощение в [прямую] зависимость от ополчения их вместе с великим князем на врагов креста и примирения с митрополитом. Особая грамота адресована Святославу смоленскому о его преступном союзе с Ольгердом против христиан, за что он правильно отлучен митрополитом Алексеем[175].