И на секунду я позабыл тревоги и сомнения, я позабыл, что теперь не время для любви и что его никогда у нас не будет, и многое-многое другое, что так надолго оторвало меня от нее. Но, угадав каким-то чудом, что этот порыв пройдет через мгновение, она вырывается, выскальзывает, высвобождаясь из моих объятий. И вырвалась. Я удержал только руки и, стиснув их в своих ладонях, заглядываю ей в глаза и читаю в них ее мысли: какое-то предчувствие говорит ей о том, что кончилось, промелькнуло наше короткое лето, украденное, отнятое, полное опасностей и капканов, прерываемое выстрелами и стонами, - страшное лето лелейское. Прошло безвозвратно и никогда не воротится, и никакие силы не могут его снова разжечь. И так же, как и мне, ей жаль, что оно промелькнуло так быстро. Но от этого щемящего чувства утраты нет иного лекарства, кроме молчания и терпения. Кончилось, не досаждает больше и не стонет, но ведь и кроме обманчивой страсти есть еще другие основания для того, чтобы жить, пока живется…
- Как все это вышло с Василем?
- Налетел на засаду у «Тополя».
- Горячий больно, потому и налетает.
- Не поэтому. Они весь катун засадами обложили и не сходили с места, поджидая тебя.
- Хорошо еще, что ноги унес.
- Просто ему повезло.
Не столько повезло, сколько смекалка вывезла. Он скатился с обрыва к потоку для отвода глаз, а потом поднялся лесом наверх и поспешил уйти подальше, пока не остыла рана. Они же, решив, что рана потащит его вниз, как это бывает всегда, ринулись ему наперерез. И при малейшем шуме потревоженных ветром ветвей, при каждом шорохе вспугнутой дичи думали, что это Василь от них уходит. Так они дошли до села и обложили его и всю ночь перетряхивали подряд все дома. А Неда, услышав выстрелы, выпустила до света коров из загона и погнала их в ту сторону, где стреляли. Так, на всякий случай, думая быть при надобности под рукой. Раньше она никогда не встречалась с Василем, только слышала о нем кое-что, а тут смотрит - человек ранен и, налегая на винтовку, молча ковыляет от дерева к дереву. И сразу поняла, что это наш, потому что ихний не стал бы молчать. Она подставила ему плечо и отвела в пещеру. Единственную, про которую еще никто не пронюхал, он вполне бы мог отсидеться в ней, пока совсем не поправится. Мог бы, да не желает - невтерпеж ему, не дают ему черти покоя, поднимается через силу, тревожит рану и в конце концов нажил себе горячку.
Так как пещера находится за перевалом, мы идем водоразделом с гребня на гребень, в обход истокам реки, которую в крайнем случае можно перейти вброд в самом начале. А под нами где-то внизу клокочет какая-то бурная жизнь, развертывая сцены баталий и переселения народов. И кажется, будто в долины переселяются целые села и племена, влача за собой стада и стариков, обвешанных допотопными кремневками, ведя с собой собак и детей с игрушечными духовушками и трещотками. Толпа народа эапрудила дороги, плачут женщины, толкаются, кличут своих, посылая горам прощальный привет, ржут кони, гулко бухают пустые бочки и маслобойки, мычат телята, хнычут новорожденные в подвесных корзинах, и саркастически хохочут умалишенные, вырвавшись из пут. Беглецов перехватывают у переправ, расстреливают из орудий и с воздуха, и с нарастающим гулом и грохотом толпы людей съезжают в низины.
Поймав на ходу Недину руку, я крепко сжал ее в своей - я здесь, не бойся. Другой рукой придерживаю ее за талию, не то еще оступится и упадет. На скользком склоне под громыхание, сотрясающее долину, эти моменты невольной близости затягиваются. И постепенно из них рождается новая любовь, мудрая и ровная, почти что братская, не ослепленная страстью и не отравленная ядом ревности…
- Ты знала, что «Тополь» обложен засадами?
- Теперь уже сняли, куда-то дальше перенесли.
- А раньше были с обеих сторон, в катун невозможно было пройти.
- С тех пор как мой свекор погиб, они ставили засады каждую ночь.
- Должно быть, заподозрили что-то.
- Это моя свекровь им нашептала, да ведь она подозревает всех на свете.
Самое ужасное, что наступила осень и скот угонят в долину. Трудно ей будет жить под одной кровлей с ненавистной свекровью, постоянно видеть ее перед глазами и есть ее хлеб - проклятый, пересчитанный по куску …
- Ступай в Межу, - сказал я, - там тебя ждут.
Она вскинула на меня глаза:
- Ты это всерьез говоришь?
- А то как же? Теперь не до шуток, да я и раньше не шутил. Я им сказал, что ты придешь.
- Незваному гостю место за дверью.
- Об этом ты не беспокойся - они тебя ждут не дождутся. Им рабочая сила нужна - убирать кукурузу.
- В чужой дом с пустыми руками не ходят.
- Они тоже в чужом доме ютятся, но ведь надо же как-нибудь перебиться. Так что ты не мудри, а собирай свои тряпки и отправляйся туда прямиком. Если кто-нибудь спросит, кто ты такая, скажи - моя жена. Да постарайся быть покрасивей хотя бы первые дни - пусть они мне там позавидуют. И чтоб тебе немножко раньше собраться, тогда бы это тебе легче было сделать.
- Раньше я Василя бросить не могла.
- Теперь сможешь. Ты ему сказала, кем мы друг другу приходимся? …
- Он меня не спрашивал про это.