Лелейская гора

Он сжался, повесил голову; была у человека слабая надежда, да и та погасла. Пожал плечами - что тут говорить. Видимо, примирился с потерей и собрался уходить. Я его остановил, предложил выкурить по одной - похоже, он тогда только и курит, когда я угощу. Мы перешли в тень, уселись на двух отколовшихся половинах гниющего дерева, сидим, равноправные и миролюбивые. Вукола рассказывает мне про овцу - приручилась она; про соль - дорога нынче соль, ее где-то прячут, торгуют из-под полы, заламывают несусветные цены, совесть совсем потеряли. Те, у которых дома у шоссе, наживаются на бензине - эти не прочь, чтобы война еще лет с десяток продлилась… Потом заговорил про вола: четники увели у кого-то вола, но он по дороге сбежал. Матерый такой вол, черный, страшный и одичавший, шатается теперь по горам без хозяина. Обидно, если волки его задерут или четники снова поймают. Не те пошли теперь гайдуки, что бывали в старину, - в прежние времена Тодор Дулович или Сайко Доселич с товарищами не стали бы дожидаться, покуда этот вол сам им в руки отдастся, а вот Ладо предпочитает с голоду помирать, а вола сытому уступить …

- Вот что мне обидно, - продолжает Вукола, - хватки у вас нет, мягкие больно.

- Есть среди нас и твердые.

- Нутром-то вы тверды, да и к себе у вас тоже твердость есть, а надо бы как-то наружу ее вытащить да другим показать. Больше уважения будет, когда поймут, что и вы тоже кусаться умеете. В наших краях без кулака, без обмана, без грабежа и насилия не проживешь.

- Ты, я смотрю, всякую веру в человеческую честь потерял.

- Нет уж, уволь, сыт я этой вашей честью по горло, она у меня вот где сидит! На этой вашей честности, братец ты мой, далеко не уедешь, а весь век будешь прозябать да поститься. Я со своей колокольни давно уже любуюсь на эти чудеса: честные и добрые люди в первую голову страдают, за ними достается средним, а которые самые что ни на есть мерзавцы, те всегда сумеют выкрутиться.

- Почему же ее так превозносят, эту честность, если она ни к черту не годна?

- Чтобы всучить ее кому-нибудь, как залежалый товар или невесту с изъяном. Да теперь уж и не превозносят, поскольку вам сбагрили. Стоит кому-нибудь заикнуться о честности, как уж на него косятся, как на белую ворону, и так и рвутся записать в коммунисты. А уж если кто-нибудь поклянется честным словом, тут уж всем сразу станет ясно, что он вашей - выучки. Только открывать ее вовсе не следует - за такую науку больно наказывают.

- Знаю, вот поэтому-то я бороду и отпустил. Для маскировки.

- Одной маскировки мало. Надо и вести себя соответственным образом, как все бородачи себя ведут. Отбирать, есть. Голод не тетка, чего ж тут стыдиться, когда натура и нужда заставляют.

Я подарил Вуколе пачку табаку - один этот его совет, хотя бы и затасканный и часто повторяемый, стоит того. Пообещал и соли для овцы раздобыть, если сумею, но он на это не рассчитывает. Мы распрощались, и Плотник зашагал прочь с топором на плече. А я, полусонный, остался наедине со своими мыслями, слишком глубокими, чтобы в них разобраться, и слишком сбивчивыми от лихорадочного жара. Я думал о том, что они кой-чему научились у нас, а теперь вот настал наш черед кой-чему поучиться у них.

Происходит взаимное обкрадывание. Мы воруем друг у друга громкие фразы, бороды, мелкие хитрости и считаем, что при создании необходимых условий для этого у человека появится естественная тяга к честности. Нам эти взгляды достались в наследство от утопистов и народников и, прекрасно сочетаясь с благими намерениями, не совпадали с действительностью. Между тем наше воображение работало на всех парах и продолжало нестись в заданном направлении, а так как оно было плодом коллективного заблуждения, одну иллюзию мы дополняли другой, пока окончательно в них не запутались.

Нужно было подать личный пример неподкупной честности; мы почему-то и это сочли своей обязанностью и довели эту честность до слепоты, до мелочного педантизма, пока нас в конце концов не перестали понимать и молодежь, и старики.

По моему мнению, честный человек - это жалкая и бесплотная выдумка, не приспособленная для жизни в этом жульническом мире и в это жульническое время. Беспомощный и неловкий, честный человек на каждом шагу попадается на крючок, всегда и во всем остается в дураках, теряет голову и в глазах всех мерзавцев представляет собой прекрасную мишень для насмешек. Честный человек - всего лишь половина человека, к тому же не известно, лучшая ли его половина. Но если даже и лучшая, разве ему от этого лучше живется?

В эпоху массовости и господства масс и без того на долю отдельного человека выпадает жалкая роль: подобно Чарли Чаплину, вертится он под ногами, его топчут, отшвыривают, обливают помоями. Главное - это массы, а не отдельный человек, и самое главное, кто завладеет массой, - мы или они? Мы подняли массы, вооружив их винтовками с чужих складов, они отбили у нас массы и повели за рукой с солью, мы должны переманить их чем-нибудь, но чем?