Лелейская гора

- Чего же мне морочить, когда я своими глазами вижу, уж голод-то я как-нибудь умею различить.

- Вот разве что голод, он от тебя весь мир заслоняет. Но довольно того, что ты сам от голода загнулся, другие до этого не дойдут.

- Не хотели бы, но частенько доходят.

- Мой сын себя до этого не допустит, - заметил Йоко.

- Думаешь, твой лучше других?

- Я ему порядочно всего оставил, а у нас в семье отродясь таких скряг не водилось, чтоб при своем-то хозяйстве на харчах экономить и с голоду пухнуть.

- Да, это, несомненно, голод, - подтвердил доктор Храбрый, щуплый белобрысый чех, доброволец со Скадара, - но только не элементарный голод, fames vulgaris. Это malesuada fames - голод-провокатор. Он спровоцировал, больного съесть какую-то отраву, гнилое мясо или поганку, и у него начался воспалительный процесс…

Недолго метился доктор Храбрый и, как и следовало ожидать, промазал. Он не имеет никакого представления о том, что происходит. О каких избытках мяса, о каких залежах может быть речь, когда кругом столько алчущих хищников? После того хлеба с мякиной и ядовитых ягод, которые нам принес Василь, я не притронулся ни к чему сомнительному. Мяса я в глаза не видел, грибов в рот не брал, даже к дикому чесноку не притронулся и только однажды надкусил с дикарки яблоко - попробовал, можно ли их есть. Я и раньше грыз зеленые яблоки, и они никогда не причиняли мне никакого вреда. Так почему же сейчас они должны были меня отравить?.. Вся честная компания тоже не верит Храброму, невзирая на то, что он доктор, брат чех, доброволец и европеец, шумит, стараясь его перекричать. Прокаженный утверждает, что всему виной мушка. Малюсенькая мушка, едва различимая невооруженным глазом, эту мушку можно иногда увидеть на закате солнца, и выглядит она этакой легкой пушинкой, а гнездится в пещерах, возле теплых источников. Иногда она пропадает, и несколько лет ее совсем не видать, а потом эта напасть откуда-то снова берется, особенно в жаркое лето. Укусы ее не чувствуются, и от них на коже не остается никаких следов, а яд бросается прямо в голову, и потому считается, что яд этой мушки хуже змеиного. От одного укуса ядовитой мушки вол падает замертво, а человек, существо более могущественное, чем вол, иногда выживает, но долго мучается …

Позвали Сайко Доселича, потеснились, пропуская его ко мне. Он долго смотрел на меня изучающим взглядом и думал, но не говорил ни слова. Наконец, когда я уже начал забывать о нем, Сайко произнес хриплым голосом:

- Это у него не от голода, и не от пищи. И не от мушки.

- А от чего же?

- От самого себя. Один он, вот голова у него кругом-то и пошла.

Тот албанец поспешил поддержать его:

- Шуми шок, трими мир. Много друзья - вся болезнь прошла, один юнак - нет юнака!

- Вы вот тут всю ночь гадаете, - говорит дядька Тайо, - а истины никто не угадал. Это он от раны болеет.

- Ты по своим ранам не суди. Это у тебя никогда не хватало терпения дать своим ранам зажить.

- Вот и у него тоже терпения нет. Человек и в добре бывает нетерпелив, а уж в худе и тем паче.

И словно дыхание этот хриплого голоса, порыв сердитого ветра пронесся по горам. Прошумел в ветвях, переходя от дерева к дереву, и завыл, ударившись в скалы. И все разошлись - неслышно или шурша листвою, и редкие камешки, вырвавшись из-под ног, скатились по осыпи. Надоели они мне своими спорами и шумом, надоело находиться от них по ту сторону черты. Когда они ушли, мне стало еще хуже. Конечно, все они давно уже умерли, и теперь это тени былого, выхваченные из небытия красно-синими бликами сжигавшей меня лихорадки, однако, вступая в реку времени, в ее безбрежную стремнину, которая подтачивает и возводит утесы, но, разрушая, не возрождает людей, всячески способствуя тому, чтобы они сами растрачивали себя сотней различных способов, человек не может быть один - лучше с тенями, с призраками, лучше с самим дьяволом. Человеку трудно в одиночку справиться с ее мощным течением, и он жмется к себе подобным и лепится на отмелях и островках людских бедующих поселений, теснясь вокруг котлов с ракией, у постели больного, забываясь в разговорах, картах или беседах с душами покойников.