Второй… При мыслях о нём у неё начинало быстрее биться сердце. Или только так казалось? Хотя нет, определённо она испытывала волнение. И от того, что Сигрус нравился ей, и от того, что скорее всего придётся давать разъяснения. Это тревожило её. Может ли она рассказать Сигрусу о голубой пуле? Она не догадалась спросить об этом у Советника. Верней в тот момент она ещё не знала, что ей предстоит разговор со своим начальником. Не просто так же он принёс ей нориноры. Простым подчинённым таких цветов не дарят.
«Говорить или нет, что она невольно стала пешкой в чужой шпионской игре?» – задавала она себе вопрос. И не могла найти на него ответ. Приводила доводы «За», нельзя же от близкого человека ничего скрывать. С другой стороны, это секрет и не её, а Советника. Хоть тот и сказал, что может доверять начальнику гвардии, и даже доверил ему жизнь королевы, однако кто сказал, что можно рассказывать о шпионах. «Или разведчиках. Если они за нас, то, наверно, их так правильнее называть», – рассуждала Лелёка.
Оказалось, что она переживала зря – говорить ей вовсе не пришлось. Верней, ей не пришлось ничего объяснять.
Спустя пару дней раздался стук в дверь. Лелёка удивилась. Однако она не успела ответить, как дверь распахнулась.
«Интересно! Если бы я была не одета, я бы даже до халата не успела бы дотянуться», – возмущённо подумала девушка. Но едва она увидела посетителя, как её раздражение испарилось.
Это был Он. Сигрус. Снова с букетом нориноров. Складывалось впечатление, что он прикрывается букетом, будто защищается им. Выглядел он смущённым. И вообще это было как-то по-дурацки: огромный мужчина, сильный и мужественный имел виноватый вид. Казалось, что даже хотел выглядеть меньше. Цветы ещё больше добавляли нелепости картине.
– Привет, прекрасные цветы, спасибо, – сказала Лелёка вставая с постели и двигаясь навстречу Сигрусу.
Тот сделал какой-то неловкий шаг навстречу. Как будто растерял всю свою воинскую выправку, гибкость и уверенность в движениях. Она ведь видела его на тренировках, знает какой он и ловкий, и уверенный в себе, и быстрый, а как противник – очень опасный. Как ловко и стремительно он может менять тактику боя. Однако сейчас…
– Прости меня, – пробормотал он, вручая ей цветы.
– Что? – искренне не поняла Лелёка.
– Прости меня, прости, ради бога, прости.
Он как-то грузно осел на пол, оказавшись на коленях перед ней, обхватил её руками за талию и уткнулся головой ей как раз в грудь.
– Прости меня, прости, – продолжал он твердить, как мантру.
– Да за что? – продолжала удивляться Лелёка, теперь тоже чувствуя себя неловко.
В одной руке были цветы. Громадный мужчина крепко держал её в своих руках и прятал лицо у неё на груди, при этом стоял ещё на коленях. Если кто войдёт и увидит – картина та ещё.
Наконец, девушке удалось справиться с волнением и как-то просунуть свободную руку по плечо Сигруса. Тот же всё продолжал твердить:
– Я такой дурак, прости меня, пожалуйста. Ротше мой, какой я дурак.
– Сигрус, пожалуйста, встать, очень тебя прошу.
Но он как будто не слышал её:
– Я так виноват перед тобой, прости меня.
– Сигрус, сюда могут войти, пожалуйста.
Но он продолжал стоять на коленях, ещё сильнее обхватывая её. Одной рукой она ни за что не смогла бы оторвать его от себя, не говоря уж о том, чтобы поднять.
В конце концов она швырнула букет на кровать, хоть и жаль было таких прекрасных цветов. С помощью двух рук она хотя бы смогла отодвинуть лицо Сигруса от себя, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Встань, пожалуйста, и объясни всё толком, за что я должна простить тебя.
Видя, что девушка ласкова с ним и вовсе не сердится, он наконец выпустил её из своих рук и легко поднялся. Появилась прежняя грациозность в движениях. Когда он выпрямился во весь рост, Лелёке пришлось задирать голову.
– Присядем, – сказала она, усаживаясь на кровать и хлопая ладошкой рядом с собой.
Но он снова опустился на колени и оказался на одном уровне с ней, глаза в глаза.
– Прости меня, – сказал он после тяжёлого вздоха, – когда тебя обвинили, я ничего не сделал. Я не вступился за тебя. Я всё время сомневался. Я не хотел верить, что ты предательница и шпионка. Но все вокруг твердили, что это так, даже Советник, и факты были.
Он перевёл дух, снова тяжело вздохнув:
– Я не должен был в тебе сомневаться, я должен был верить только тебе…
Девушка перебила возлюбленного:
– Почему должен? Ведь факты говорили о том, что я – враг.
– Должен, потому что это неправда.
– Откуда ты мог знать, что это неправда?
– Потому что надо верить тем, кого любишь!
«Ой!» – мысленно воскликнула Лелёка.
Вот так оказалось, что ей объяснить, что она не шпион не пришлось. Предстоит говорить о чувствах. К такому разговору она была ещё больше не готова. Её охватила оторопь. Казалось, что спазм сжал горло. Даже если бы она знала, что сказать, она не смогла бы.