Лелёка и голубая пуля

Этим она похоже озадачила посла. Тот должно быть ждал прямого отказа, а не вопросов, которые вроде бы были по делу. Затем она заявила, что не знает, какой государственный интерес есть у Ниделии к тем островам. Многозначительно изрекла, что если никакого государственного интереса нет, то тогда… Не договорив фразу, перебила саму себя, что ей нужно время, чтобы узнать информацию, поговорить с советниками. Лишь тогда она будет готова дать ответ. После этого попросила у помощницы листинд, в котором было расписание её визита в Проэксу, и предложила послу назначить спустя три дня новую встречу.

Антура Березус был зол, но старательно не показывал вида. Ему ничего не оставалось, как согласиться на новую встречу. Он подозревал, что его просто водят за нос, но приходилось сносить молча. Он не очень рассчитывал договориться с королевой. Однако сейчас ухватился за призрачный шанс.

Да, если они осуществят свой план и ликвидируют её величество, чем обезглавят Ниделию, у Болиарда появится возможность захватить те острова. Дело можно считать решённым. Так и планировалось изначально. В Болиарде были уверены, что острова необитаемы. Однако, если королева говорит правду, и там есть жители. Можно, конечно, всех перебить, но это значит настроить против себя весь мир. Оставить в живых – заполучить недовольных людей. Опять шум на весь мир. Это подорвёт доверие к молодой стране, которая ещё не обрела друзей. Все пока смотрят на новый Болиарду с подозрением. Мировые скандалы стране точно не нужны.

«Надо договариваться, но похоже эта мегера водит меня за нос, а договариваться вовсе не собирается, – мрачно думал посол Болиарда, покидая резиденцию, отведённую гостям из Ниделии, – а ещё надо уточнить, есть ли там жители. Надо то точно узнать».

В последующие три дня у её величества были назначены какие-то встречи, различные мероприятия. Гвардейцы всюду сопровождали её. У Лелёки тоже были часы дежурств. Правда здесь, в поездке, всё чаще дежурства были активными – надо было сопровождать куда-либо королеву. Здесь не было такого, как во дворце, когда во время дежурства гвардейцы маялись от безделья, а начальник гвардии неспешно проверял посты.

За последние три дня Сигрус и гвардейка ни разу не виделись. Верней мельком конечно же виделись. Правда при большом скоплении людей, и не имели возможности перекинуться даже парой слов. Впрочем ни один из них к этому и не стремился, а то нашли бы возможность.

Каждый мучился в одиночестве. Лелёка зачем-то собиралась доказывать, что она хороший человек. Сигрус же злился, обвиняя девушку в легкомыслии, даже не отдавая себе отчёта, что это обида за отказ в нём говорит. Одновременно с этим в нём стала проявляться и досада на то, что всё кончено. Он был счастлив в этих отношениях, а теперь сам в один день прекратил всё. Обида постепенно сходила на нет, а досада росла. Хотя пока он даже не понимал, что сам виноват, и в его силах всё поправить.

На четвёртый день, когда должна была состоятся встреча с послом Болиарда, королева с утра пораньше отбыла со своей племянницей и её семьёй в загородный дворец на два дня. Это был семейный визит, никого из посторонних не приглашали.

Иноземные гости уже начали разъезжаться из Проэксы. Правила приличия были соблюдены, дань уважения отдана, можно было заняться привычными делами. Задерживались лишь те, у кого ещё были запланированы какие-то дела.

Вместе с королевой в загородную поездку отправилась малая часть гвардейцев. Сигрус хотел ехать с ними, но после короткого разговора с королевой остался в городе. На его долю выпала «честь» разговаривать с послом. Он должен был встретить того и извиниться за отсутствие королевы, а также предложить перенести встречу. Разговор был неприятный. Решено было не поручать его кому-либо из придворных, пусть даже очень знатных. Начальник гвардии лучше всех подходил на роль дипломата. Во-первых, он был из достаточно знатного рода и с детства учился премудростям общения в высшем обществе. При желании или скорее по острой необходимости он мог изворачиваться, хитрить, врать в глаза, сохраняя самый невинный вид. Его привычка держать театральную паузу была одним из этих навыков, который он перенёс в повседневную жизнь. С учётом знатности его рода он вполне мог пойти по дипломатической стезе. Однако врать в глаза и изворачиваться ему претило, именно поэтому он выбрал гвардию, где нужны были другие качества. И лишь некоторая склонность к театральности прочно вошла в привычку.

И вот теперь Сигрусу предстояла роль дипломата. Он решил сыграть простофилю и тупого подчинённого. Как ему казалось в данной ситуации это была самая удобная позиция.

После приветствия с Антурой Березусом, он несколько раз извинился перед послом. Сказал, что приносит свои личные извинения и извинения от лица государства, добавил, что королева очень сожалеет, что приходится отменить встречу. Начальник гвардии говорил это с таким сожалением, что она вполне сходило за искреннее. Создавалось впечатление, что начальник гвардии не в курсе, от какого разговора сбежала её высочество.