Лемминг Белого Склона (СИ)

- Добрые люди! - преподобный нашёл силы подняться, стал перед залом, откинул капюшон, чтобы все видели изуродованное лицо. - Вот какие увечья нанесли мне колдовством соплеменники отца этого человека. Но не за себя хотел я отомстить, а за поруганную честь моего конунга, славной памяти Арнкеля Арнгримсона! И за поруганную честь его дочери, которая, как вам ведомо, искупает грехи юности в нашем монастыре. И ещё за то, что он одним своим присутствием осквернил дом невест Йона, нашего Спасителя.

- Как же он его осквернил? - поднялся могучий старик в простых небелёных одеждах, рядом с которым сидели Катла и Стигвард. - Это по виду обычный юнец, каких сто на сотню, нет у него ни рогов, ни хвоста, и болотом не пахнет. Может, у него руки в крови? Нет? Может, он справил нужду в неположенном месте? А может, у него на лице колдовская маска, как у его отца?

- Может, и маска! - воскликнул Карл. - Принесите распятие и святую воду, и я его проверю!

- Нет нужды, - возразил король, - пусть бы он даже горный тролль. Троллем быть не стыдно, стыдно вести себя подобно троллю, а подсудимый пока ни в чём не провинился.

- Это не человек, Ваше Величество, - настойчиво произнёс Карл, - это отродье дверга, подземного карлика, он зачат и рождён в скверне. Его следует предать смерти!

- Почему ты даёшь такой совет, преподобный? - спросил король.

- Потому что у таких тварей нет души, - убеждённо заявил Карл. - Это просто кусок плоти, по недосмотру Властей Небесных наделённый речью.

Конунг обвёл взглядом собрание:

- Кто скажет в защиту Хагена сына Альвара?

- Я, Сигвальд годи, сын Сигварда, - прогудел старик в белом, выходя вперёд.

- Ты не можешь говорить в его защиту, - возразил Карл, - ты друг его отца!

- Скажи, Сигвальд годи, друг ли ты Альвару двергу? - спросил Арнгрим конунг.

- Мирно горит пламя дружбы, - изрёк старик нараспев, - полных пять дней, а настанет шестой, пламя погаснет, и дружбе конец. Я не назову другом или сторонником Альвара дверга, как не зову ни другом, ни врагом его сына. Всё ж я имею что сказать в его пользу. Прежде всего, и это не понравится тебе, король, - твоя сестра Хельга поступила недостойно, что повелела убить ребёнка. То, что прежний конунг оправдал то решение, не делает его более достойным. Да, в голодные годы детей оставляют в лесу, но никто не говорит, что это хорошо, и коль есть возможность, подобных деяний надо избегать. Возможность - была. То скверное дело - мстить детям. Ибо потомки - дар богов, и люди сильны этим даром, и не стоит им пренебрегать!

- Ересь! Богохульство! - закричал Карл. - Ублюдка не крестили...

- Нет богохульства, - загремел перстнем Арнгрим, призывая к порядку. - По воле моей, и моего отца, и моего деда, во всём Вестандире люди могут молиться каким угодно богам, если не нарушают закона. Но продолжай, Сигвальд, хоть и не по нраву мне твои слова.

- Благодарю, конунг, - снисходительно молвил годи, а Хёгни подумал, скрывая усмешку, что когда этот старик ходил в викинги, нынешний конунг тоже ходил, но только пешком под стол.

- Пусть бы этот Хаген - сын дверга и смертной девы, пусть бы нет у него души, как думает Карл Финнгуссон, это ничего не меняет. Ныне такие времена, что любой и всякий может быть потомком любого и всякого. Есть у меня знакомый тролль, Мольд Зануда, и я ничего плохого не могу о нём сказать, кроме того, что он выдающийся зануда. Что же до того, должен ли сын держать ответ за отца, то законы богов ничего об этом не говорят.

- Благодарю тебя, годи, и тебя, престур, вы можете присесть, пока не вцепились друг в друга, - при этих словах конунга все засмеялись, даже Карл скупо усмехнулся. Король же спросил:

- Скажи нам, Олле лагеман, что говорят законы людей в таких случаях, раз уж молчат законы богов?

- На такой случай законов нет, ибо то небывалое дело. Но в том случае, когда свободный человек вступит в близкую связь с благородной девой, он должен, если не хочет с ней жить как муж с женой, заплатить выкуп чести ей либо её родичам. Размер же выкупа...

- Всё, довольно, Олле, - прервал законоведа конунг, - я всё понял. Это дело не стоит и медяка.

Зал зашумел, ибо по словам короля вышло так, что честь ничего не стоит.