Лемминг Белого Склона

— Здравствуй ты ныне, Арнульф сэконунг, и приветствие твоим людям, — бонд слез с лошадки, стал, опираясь на древковый топор, как на клюку, — моё имя — Торбард Брандурсон, я хозяин в Эльдене и альдерман Северного Ёстерлага. Твой корабль прибыл нынче пополудни. Когда бы я не был наслышан о тебе, то не поверил бы, что морской король может ходить по дороге чайки на столь убогой кляче волн! Я приму тебя на моём дворе.

— Это не слишком выгодное для тебя дело, — заметил Арнульф, — и может обернуться убытком, ибо на этом острове ни у кого нет причин питать приязнь ко мне и моим людям. Об этом я сразу должен тебя предупредить, чтобы ты не жаловался впоследствии.

— Никто не скажет, что в Эльдене не ведают гостеприимства! — рассмеялся Торбард. — Если ты и твои люди в немилости в Западной четверти, то и в Ванхёрге вас не приветят. А поскольку всякому ведомо, как мы в Северном Ёстерлаге ненавидим людей из Южного Ёстерлага, то нет мне большей радости, чем принимать их врагов!

— Со мною — сорок человек, Торбард Брандурсон, — предупредил Арнульф.

— Эльден — большой хутор, — пожал плечами хозяин.

На хуторе ватагу приветствовали Халльдор, Крак и в стельку пьяный Ёстейн.

— Ты поменял двадцать викингов на двадцать — ИК! — отпущенников? — засмеялся клабатер, утирая пену с бороды. — Этот обмен не кажется мне, — ИК! — равноценным!

— Ты погляди-ка! — насупился Вади Ловчий. — Всякий недомерок станет выносить суд…

— Э, чего ты такой сердитый, хёвдинг! — захихикал Ёстейн, выпучивая свой единственный глаз. — Я просто пошутил. Садись, давай выпьем. За знакомство! Я буду пить с каждым из вас, пока у Торбарда Колченогого не закончится брага, йе-хе-хе!..

— Лопнешь, клабатер, и забрызгаешь эти славные чертоги, — подал голос Хаген.

— Ты жив, щенок! — осклабился Одноглазый. — С тобой тоже выпью, коли подюжеешь…

…Что сказать — пили в тот вечер воистину без меры. Поминали павших. Фрости Сказитель и Хаген по очереди рассказывали, как братья погуляли в Эрвингарде и как повернулось дело потом. Эта повесть затянулась на пару вечеров, что викинги провели в Эльдене, и всем очень понравилась. Единственное, что Хаген утаил, касалось пира ворона на развалинах ормингов.

— Так Хравен не погиб? — уточнил Халльдор.

— Если и погиб, то мы того не видели, — сказал Хаген.

Впрочем, Хравен объявился на следующий день. Огромный ворон опустился прямо посреди двора, перепугав челядь. В когтях держал длинную ржавую железяку, в которой Хаген не без труда узнал меч. Птица резко каркнула и превратилась в чернобородого сына Уве. Чародей был жив, здоров и выглядел счастливым. Правда, смоляные волосы прочертили пепельные пряди седины, но мало ли добрых юношей поседели до срока?..

— Гляжу, славно ты поживился! — Торкель со смехом ткнул пальцем в железяку.

— Погоди насмехаться, — колдун звонко щёлкнул Волчонка по лбу, — найду справного кузнеца, и тогда ты тоже захочешь поменять свой Хёггвар на сей коготь битвы.

— Уж это вряд ли, — покачал головой Торкель, — скорее у меня будет два славных меча!

— Смотри, Волчонок, не подавись этим вороном, — заметил Халльдор, разглядывая с разрешения Хравена странный клинок. — А кстати, откуда у тебя этот порез на морде? Девчонкам, я слыхал, такие нравятся — виду не портит, но выглядит сурово!

— Ох и нравятся, — осклабился Торкель, провожая взглядом дородную молочницу, — заездила меня вчера, как новые сани…

— Ей не ты по нраву пришёлся, а твой пёс, — едко заметил Лейф.

— Зависть — не лучший помощник, дружище, — подмигнул Торкель, — а что до пореза, так это я напоролся на свой же меч, когда мы с…

Тут Хаген закашлялся, и Торкель неловко закончил:

— …ну, короче, там, на Хейдаволлире.

— Твой меч испил твоей крови? — изогнул бровь Халльдор. — Тогда он станет верно тебе служить до самого погребального костра, будь уверен!

Скажем нелживо, что эти слова сбылись.

Вечером Арнульф спросил:

— Как вы добрались, Крак Кормчий?

— Как? — задумался кормчий. — Штевнем не об косяк, а обо всё, что есть на море, вот как! В Утиной Бухте не задерживались: заметили на Ундамёсте большое движение, решили, что это за вами, и что ты вряд ли станешь испытывать судьбу, идя на север. Ведома твоя доблесть, но не слыхал о твоём безрассудстве, уж прости. За Рёстом нас заметили. Гнались до самого Нордафьёлля, а потом Ёстейн и Халльдор чего-то сделали, и там обрушились льды. Надеюсь, тех отважных мореходов, чтоб им пусто было, задавило льдинами. «Поморник», корыто драное, напоролся-таки на повороте брюхом на риф, но ничего страшного, царапина на днище. Был бы с грузом — кормили бы рыб… Вы-то сколько взяли?

— До тролльской печени, — усмехнулся вождь, — до сраной жопы. Сигурд Вёльсунг со всеми своими сокровищами — жалкий голодранец против нас! Хватит и на новый драккар, и…

Арнульф осёкся, развязал кошель и достал крупный тёмно-багровый самоцвет. Протянул его Халльдору:

— Кстати, о добыче. Твоё — сверх доли. Свидишься со своим наставником — кланяйся ему от меня, пока спина не заболит, ясно?

— Это камень из головы дракона? — Халльдор осторожно принял дар, придвинул свечу, разглядывая да ощупывая самоцвет.