В Талборге викинги сидели неделю до праздника Вентракема и неделю — после. Парни объездили весь остров, и всюду их сопровождал верный друг Торкеля, щенок Варф. Он отъелся, сидя под столом и ловя объедки на пирах, но, будучи из рода гончих, не терпел безделья. Торкель гонял его по топям Морскваттена, где парни безуспешно охотились на уток. Но больше всего им понравилось в Бьёрсаллире. Там, на хуторе Бражные Залы, варили пиво, знаменитое на весь Север. Там же Лейф Кривой Нос, обычно сдержанный, устроил драку из-за девушки, Бьярки не к месту впал в буйство берсерка, и друзьям стоило великих усилий его сдержать, а Торкель помочился в местном святилище, спутав его по пьяному делу с отхожим местом. Хаген же всю обратную дорогу блевал с перепою. Словом, хорошо погуляли!
Правда, первые дни было не до веселья. Друзья помогали ухаживать за раненными соратниками. Форни утверждал, что самая страшная опасность миновала, но глядя, например, на могучего гута Утреда Быка, с распоротой крестом грудиной, сломанными рёбрами и ключицей, или на Стурле, которому из-за раны в животе вырезали полтора альна кишок, слабо верилось словам лекаря. Да, Стурле выжил. Никто из бившихся с людьми Харальда не погиб: Хравен сейдман вытянул всех. «Я стал сильнее, чем был, — так он сказал тогда, начиная чёрный сейд, на обломках „Сокола“, на обломках тел его защитников, — я выведу всех».
— Чем ты заплатишь за стольких спасённых? — тревожно спросил Халльдор.
Хравен обвёл руками залитую кровью палубу:
— Мы заплатили вперёд, и весьма щедро!
Легче всего было с Лони Лепестком: ему просто отрезали ногу ниже колена и приделали деревянную, с широкой ступнёй. «Вдвое меньше станешь тратиться на обувь», — ухмыльнулся Торкель. «Гляди, чтобы твой пёс не погрыз мою деревяшку», — безразлично бросил Лони. Через три дня он уже бодренько ковылял, опираясь на трость да пощипывая служанок пониже спины. Арнульф возместил ему этот ущерб и дал слово, что всегда придержит ему место на корабле.
— Нет нужды, — покачал головой Лони, усмехаясь. — Мне тридцать пять зим — поздно ходить в викинги. Осяду здесь и буду заниматься хозяйством.
Он так и сделал: переехал весной на Большие Дворы в глубине острова, купил там скромное жильё, стадо овец и жил мирной жизнью, пока не помер. У него было семеро сыновей и красавица-дочь. Его сыновья, близнецы Арни и Форни, сражались в великой битве при Хлордвике на стороне Хруда Стальной Длани и пали там оба. Им тогда было по четырнадцать годков.
Стурле Скампельсон пять дней не приходил в сознание. Его брат Сигбьёрн дневал и ночевал у его ложа. Когда же Стурле открыл глаза и спросил, кто победил, Сигбьёрн плакал в голос.
— Что ты ревёшь, как наша корова Пеструшка, — напустился на него Стурле, — думал уже прикарманить мою долю, когда я помру? Селёдки тебе с хреном, а не мои сто гульденов!
Братья Тенгильсоны поправились быстрее прочих: они просто потеряли много крови. Правда, Тьодар с тех пор заикался и стал глуховат, а Тьостар до конца жизни прихрамывал, но все, и сами братья прежде всего, считали это большой удачей.
Хуже было с Рагнвальдом Жестоким: он-то не терял сознания ни от боли, ни от кровопотери. Руку ему собрали заново, кость срослась, а вот сухожилия восстанавливались ещё долго. До конца зимы он не пользовался рукой, да и позднее не вернул мастерство владения оружием в полной мере, как ни упражнялся. Это дорого ему обошлось, о чём ещё будет сказано.
Впрочем, Рагнвальд оставался одним из самых умелых и страшных бойцов Севера.
Дочь Сигурда ярла, Солнечная Асгерд, ухаживала за раненным кузеном. Орм страдал от головной боли. Края раны Форни зашил, хотя для этого пришлось остричь волосы на левой стороне, отчего благородный муж имел вид жалкий и ничтожный. Асгерд его жалела, и это было для него невыносимой пыткой, хотя он лишь улыбался снисходительно. На пиру в день Бараньей Головы Орм сидел одесную от своего славного дядюшки, был весел и пил не меньше прочих, кривясь украдкой. Асгерд подносила ему маковый настой с вином от головной боли: не имела сил смотреть на страдания брата. Бьярки вздохнул:
— Эх, кто б за мной так ухаживал!
— Это всё неспроста, — заметил Торкель, — она явно любит Орма иначе, чем положено сестре!
— Думается мне, то не наша забота, — отрезал Хаген, и больше о том не говорили.