Лемминг Белого Склона

Фрости хотел было что-то возразить, но Арнульф коснулся его локтя и шепнул:

— Не ты ли обещал держать скакуна дерзости за оградой благоразумия?

— Прости, вождь, — обезоруживающе улыбнулся Сказитель, — я тебя обманул…

За пару дней до отъезда произошёл разговор, которого Хаген страшился, как мы всегда страшимся неизбежного.

Волчата отправились на вересковую пустошь в глубине острова охотиться на зайцев. На ночлег устроились там же, на хуторе Хейденгард. Хозяин выделил им сарай, где обычно жили батраки, так что никто никому не мешал. Поужинали, открыли бочонок бьёрсаллирского пива, припасённый на этот случай, разлили. Раскурили трубки. Точнее, нацедили пива в братину, а трубку Хагена пустили по кругу. Всё у них было общим в тот вечер.

— Сдаётся мне, — начал Хродгар, затянувшись, — мы чего-то не знаем о тебе, братец Лемминг.

— Спрашивайте, — развёл руками Хаген. Он широко и открыто улыбался, хотя и вовсе не радовался необходимости лгать в глаза соратникам.

— И с чего бы нам начать? — ехидно прищурился Торкель. — Ну хотя бы с того, откуда тебе столько известно о тайнах Нижнего мира?

— О каких-таких тайнах? — невинно осведомился Хаген.

— Не ёрничай, — хмуро бросил Хродгар. — Отвечай по порядку. Как ты разговаривал с этим карликом-цвергом… как его звали? Квулух, да? На ихнем языке?

— Где ты, кстати, его выучил? — спросил вдогонку Лейф.

— Вы мне, пожалуй, не поверите, — вздохнул Хаген, — но я всё равно расскажу так, как считаю нужным. А потом сами решайте, что из этого правда, а что — нет.

И повёл речь, заранее заготовленную и отшлифованную, как новенькую лодочку по фьорду в погожий летний день.

— Я родился в Заливе Воронов, почти на границе с Чёрным Лесом, в маленьком поселении Келленруп у подножия Скирфирстайна. На той горе раньше добывали камень, но теперь мало охочих найдётся бродить по тем склонам. Отчего? Сказать нетрудно: в те времена, когда мой дед ещё был юношей, там обосновались дверги. Все видели двергов?

— Я не видел, — грустно сказал Бьярки.

— Не беда, увидишь, — бросил Хродгар, — дальше давай!

— Так вот, — продолжал Хаген, отирая с усов пивную пену, — король тех двергов звался Скирфиром. Он заключил сделку с людьми из Келленрупа, чтобы те не брали камень с горы и поставляли двергам всякую снедь, а те в свою очередь обещали платить тройную цену серебром. И стало по сему. Летом дверги добывали в недрах горы серебро, а зимой уходили через колдовской проход обратно в Хвитафьёльд, к себе на родину…

— Ты-то здесь каким боком, братец-лемминг? — нетерпеливо перебил Торкель.

— Погоди, Волчонок, — усмехнулся Хаген, — всему своё время.

Подданные Скирфира не только по чести платили поселянам за еду, но и вообще помогали им, чем могли — а могли многим. Замостили старую разбитую дорогу, обустроили новые колодцы, ковали поселянам крепкий рабочий инструмент, ну и всё такое прочее. Скирфир, король под горой, обещал свою дружбу до тех пор, пока на западном склоне растёт сосновый лес. И было так до тех пор, пока конунг земли Хеднинг не пошёл войной на своих южных соседей из Коллинга. Большая битва случилась как раз на вершине Скирфирстайна. В разгар сражения из горы вышло воинство двергов во главе с самим Скирфиром и стало на сторону хеднингов, и лишь это спасло их от полного поражения. Прикрывая союзников, пал Скирфир конунг, а коллинги, отступая, подожгли лес на западном склоне, чтобы спастись от преследователей.

Так и закончилась дружба между нашими народами.

Тогда как раз родился ваш покорный слуга. Мой отец погиб в битве в рядах ополчения, мать унёс мор, но дверги сжалились и взяли меня в горы на воспитание. Альвар — так звали моего приёмного отца из двергов. Он был великий мастер и славный муж. От него-то я и узнал многие из, как ты, Торкель, высказался, «тайн Нижнего мира».

Когда мне сравнялось одиннадцать, дверги ушли из Скирфирстайна, а я отправился к людям Заливов. Долго бродяжничал, то тут, то там, затем осел в Боргасфьорде на дворе Сельхоф. А остальное вам и так ведомо…

Замолчал. Попросил жестом братину, шумно хлебнул — горло пересохло, сводило от полусказочной полуправды, першило от презрения к самому себе. Горчило — от невозможности, неуместности правды. Потешные висы, хе! Потешная прядь. Её он вычитал в какой-то книге — уже здесь, на Севере, а прочее выспросил у бывалых людей и домыслил по ходу дела. Кто проверит? Уже много зим пустеют залы под Скирфирстайном, давно уж брошены дворы Келленрупа, жители разошлись кто куда после той войны… Славный совет дал Арнульф сэконунг! Назвался выходцем из Равенсфьорда, Залива Воронов — изволь знать историю малой родины…

Братья молчали. Ждали. Братья были терпеливы — даже лоботряс Торкель.

Хаген взял трубку, подоткнул пальцем пепел, задымил. И сказал напоследок: