Лемминг Белого Склона

— Прежде всего должен признаться, — начал Хаген осторожно, точно шёл по тонкому льду над озером, — что солгал тебе, когда сказал, что не держу зла на Атли Ястреба и ни в чём его не виню. Хотел бы, но… На Сельхофе были мои друзья. Ну, пусть не друзья, но… Альвёр… Я дал ей не лучший совет. Она мне снилась. Потом. Теперь не снится, да кому от того легче… Буссе Козёл был добр ко мне. Поэтому у меня нет причин любить этого Атли. Кроме того, один из его людей, Ингмар Высокий Замок, назвал меня женовидным мужеложцем. А я не ложусь с мужами, пусть даже и похож на девчонку…

— Это понятно, — махнул рукой Арнульф, — у тебя на Ястреба большие и злые зубы. Ты хочешь, чтобы кто-нибудь надрал ему зад. Это первый кит. Дальше!

— Мне показалось странным, что Мар так отзывается о том, с кем год назад вместе грабил. Я подумал, что вряд ли он сам осмелится мстить Атли, потому что, по его словам, удача его покинула. Но в его сегодняшних словах был смысл: ведь не только Ястреб гнездится на Эрсее по осени, но и твой кровник Кьятви Мясо, и многие другие. Хватит ли у нас людей? Вот и подумалось мне, что Мар со своими будет не лишним.

— Это второй кит, — кивнул Арнульф. — Но ты не подумал, что Мара нарочно посадили в Гравике, чтобы он нюхал, чем тут пахнет, и слал весточки друзьям?

— Это первое пришло мне в голову. Но ты ведь сам видел, Арнульф Иварсон, как рассвирепел сын Дюггви, когда речь зашла об Ингрид. Я знать не знаю, что там происходит у мужчин с годами в сердце и в мошонке, какой тролль толкает под ребро, когда седина трогает волос, и надеюсь, что не доживу до тех годков, но коли старый пёс рычит и скалит зубы, то чего ж его держать на привязи? Кроме того, — добавил юноша негромко, — думается мне, что воистину Мар не станет жалеть ни себя, ни своих людей, и коли пустить его первым, то он расчистит дорогу тебе и Бьёлану.

— То есть ты положился в этом деле на чутьё?

— Похоже, что так.

— А почему за моей спиной? Почему не предупредил меня, не посоветовался?

— А какая теперь разница? — пожал плечами Хаген. — Ты-то всё равно меня прогонишь.

Арнульф тяжело вздохнул.

— Недоумок, — сказал он, как отрубил. Слово шлёпнулось холодно и влажно, словно добрый шмат сырого мяса. — Если бы я хотел тебя прогнать, то ты бы уже катился по склону Фленнскалленберга с отпечатком моего сапога на заднице. Понял? А коли спрашиваю, то есть разница. Признаюсь честно, я и сам думал подрядить на это дело Мара, да опасался. Потому что я старый, я глуховат и слеповат, пусть по мне и не видно. Чутьё меня подвело. Что же — и Хаброк, лучший из ястребов, может промахнуться! Теперь я стану полагаться на твоё чутьё, лемминг.

От сердца отлегло. Хаген сидел, как неживой, как рунный камень на кургане. Видно, многие руны можно было прочитать на его лице: Седой тихо засмеялся и наполнил чашу из кувшина.

— Пей! Это хорошее вино из Форналанда!

Хаген деревянными руками поднял череп, Арнульф — кувшин, сосуды сошлись в приветствии.

— Скёлль, — сказал Хаген. А что ещё он мог бы сказать?..

— Скёлль, — эхом отозвался морской король. И добавил, пока ученик приходил в себя, — ты всё славно и быстро придумал, и мозги у тебя работают прытко, только, будь так добр, в следующий раз дай себе труд посвятить меня в свои замыслы. А то дам по жопе. Ремнём.

— Как положено отцу, — несколько криво усмехнулся Хаген.

— Скорее уж — деду, — засмеялся Седой, — вот тебе в награду за выдумку да за честность.

И протянул юноше трубку.

— Сам я никогда не понимал, что это за дурацкая привычка, — проворчал Арнульф, пока Хаген рассматривал подарок, — но раз уж ты пристрастился, то хоть не соси всякую гадость.

— А зелья не найдётся? — осмелился Альварсон.

— Утром у годи попроси, — старик устало смежил веки, — он даст.

Они пили до глубокой ночи. Говорили обо всём на свете. Потом Арнульф ни с того ни с сего завёл хриплым голосом «Плач по Эовульфу Гутаконунгу», а Хаген ему подпевал — или подвывал, если точнее. На середине песни в комнату зашёл Тролль, мягко ступая по соломе, залез на стол и тоже начал петь. У него оказался самый лучший голос. Так и уснули: Седой — в кресле, кот — на столе, а Хаген, как верный пёс, — в ногах у господина. Он был счастлив в ту ночь.

Ватага Седого покинула Гравикен точно в срок, в первые дни осени. Мар со своими людьми отчалил чуть позже — снеке «Дюфнар» требовался ремонт. А вот Арнульфу с кораблём не повезло. Магнус Торфидсон продал ему свой драккар и сперва запросил тысячу гульденов.

— На новое судно я не скупился бы, — сказал Арнульф, осмотрев корабль, — но за твоё корыто держи двести и радуйся удаче. Больше тебе никто не даст. А ты что скажешь, Крак?

— Это не корабль, а жукоглазая коростожопина, — проворчал кормчий.

И это было ещё мягко сказано!