Лемминг Белого Склона

— А кто бы его слушал? — пожал плечами Хаген, удивляясь накатившей злости. — Добрым людям просто понадобился повод отыграться на сыне за отца, и я рад, что мы убили стольких из них. Этот род следует вовсе истребить. Йотуны в людских обличьях не должны плодиться. Твой отец был таким страшным злодеем?

— Не знаю, — грустно улыбнулся Бьярки, — батюшка… у него была тяжёлая жизнь.

— Иногда люди живут по закону, — вставил Дрогвар Хмурый, бывалый моряк с Лифсея, — а иногда — как придётся. Моего отца тоже никто не назвал бы покладистым человеком, его все боялись, шептали — Стюр Убийца, Стюр Головорез… На Лифсее по сей день им пугают детей, но знаете, волчата, что я вам скажу? Я горжусь своим отцом! И то посоветую каждому.

— Благодарю за науку, — поклонился Бьярки, стоя в полный рост и смешно качаясь — не привык к ухабам на морском пути.

Так парни приняли сына Чёрного Медведя в свою стаю, и он не давал поводов о том жалеть.

На четвёртый день подошли к острову Скъяльторн — Башня Щита.

Якорь бросили на юго-западной оконечности острова. Перед тем, как сойти на берег, Арнульф предупредил ватагу суровым голосом:

— Здесь вам не Эльденбю, здесь — Скъяльторн, обитель скъяльд-мэйяр, а это весьма воинственные, обидчивые и злопамятные девы, и недаром их род возводят к валькирьям! Так что держите себя в руках, причиндалы — в штанах, а ваши дурацкие шуточки — за зубами. А то придётся потом собирать и зубы, и причиндалы, и головы по всему острову. Орм, ты за старшего. Невстейн, отвечаешь за воду, пополни наши запасы. Потом обогните остров и пристаньте в Лысом Фьорде на северо-востоке. Завтра я буду вас там ждать. Хаген, Хродгар — со мной.

— А я?! — обиделся Торкель.

— Зад от бугая, — бросил Арнульф, — отрабатывай удар «Небесный камень». Твой отец владел им в совершенстве. Приду — проверю!

К удивлению Хагена, путь до Башни Щита пришлось проделать на повозке с шестью большими колёсами, которая ждала их у берега. Ехали ходко, хоть и тряско. Хродгар, непривычный к подобному способу передвижения, всю дорогу держался за борт, чтобы не свалиться.

— Что вы знаете о скъяльд-мэйяр? — спросил Арнульф, развалившись на переднем сидении.

— Что они жёны берсерков и ведьмы, а вовсе не женщины, — хмуро проворчал Хродгар, — что они волшбою извели народ, и что все мужчины на этом острове — презренные рабы и лижут им пятки, а они мочатся им во рты, будто в корыта.

Возничий бросил на Хродгара мрачный взгляд через плечо. Седой же усмехнулся:

— Ты ничего не знаешь, как я и думал. А что скажет Лемминг?

— Ну, я мало читал… то есть, слышал о щитовых девах, — пожал плечами Хаген, — вроде бы на этом острове стоит самый красивый храм в честь Фрейи Брюнаблики, то есть Сверкающей Доспехами. В замке Скъяльторн живут девушки-викинги, тут их братство… в смысле, сестринство, как у нас в Гравике. Они защищают местный люд от прочих викингов, хоть и не знаю, сколь успешно. Также они участвовали в битвах — об этом порой упоминают. Кажется, они иногда и парней берут в ученики. Больше ничего не знаю.

— Больше вам пока и не надо, — удовлетворённо кивнул Арнульф.

— А зачем ты взял нас с собой? — повозка подскочила на ухабе, Хродгар сдержал ругательство. — Думаешь отдать нас им в учёбу, сэконунг? Думаешь, Ингольф плохо нас обучил?

Арнульф тихо засмеялся. Покачал головой:

— Разуйте глаза, мои волчата, навострите уши, но пасти откроете лишь тогда, когда вас спросят. Это ясно? Вас взял, ибо вам не поздно учиться быть вожаками.

— А Торкелю разве поздно? — спросил Хаген.

— А Торкель — такой же лоботряс, как и его отец, — вздохнул Седой, — вечная ему память.

Их встречали у ворот. Облачённые в доспехи стражницы почтительно опустили копья, невысокая толстушка затрубила в рог, а к повозке подошла, опираясь на красивый резной посох, пожилая госпожа в синем бархатном плаще, в расшитом головном уборе с серебряными височными кольцами, в окружении не менее пышной свиты. Протянула гостям перстнеукрашенную руку. Хагену вспомнилась бабушка, величавая Хрейна кона, королева народа сольфов. Та же стать, тот же взор. Только княгиня Башни Щита была повыше ростом.

Арнульф же поклонился, коснулся губами перстня на указательном пальце владычицы:

— Здравия тебе, Кьялла Модрон, и полную чашу в твой дом! Ты получила ли мою весточку?

— Здравия и тебе, Арнульф сэконунг, — милостиво отвечала владычица, — много радовалось моё сердце, когда дошла твоя весточка, ибо почитали тебя мертвецом. Но что говорить здесь — нынче готова трапеза, а у твоих волчат, думается, и голод волчий.

«Волчата» поклонились и проследовали за старшими, причём Хагену пришлось крепко закусить язык, чтобы сдержать ехидное замечание и дурацкую ухмылку: он себе на беду представил, как Торкель пускал бы слюнки на местных дев. Да и взгляды, которыми мимолётно обменялись Арнульф и Кьялла, не ушли от его внимания.