Лемминг Белого Склона

Халльдор перехватил поудобнее посох, увенчанный тяжёлым кремнем, которым можно было как рубить, так и дробить, чем колдун и занялся. Хродгар пнул в живот одного разогнавшегося бонда, смолотил кулаком другого, наклонился, схватил обеими руками топор Болле — и принялся рубить направо-налево.

— Вкруг! — орал он, бешено вращая бородатой гибелью. — Спина к спине!

Викинги сомкнули стальное кольцо, Лейф промешкал, получил дубиной в ухо. Стурле одной рукой втащил его в круг, а другой отомстил за него, проткнув саксом плечо дуболома. На него замахнулся мужик с топором, но Торкель отсёк ему обе кисти. Хаген отбил нацеленный в Хродгара острый кол, двинул обухом в бородатую морду, всадил топор в грудь отцу несчастной Эльдис, разрубил лицо его соседу, пригнулся, кол, нацеленный в печень, рассадил ухо, а Хаген всадил крюк бонду под колено…

Лейф пришёл в себя, схватил чью-то дубинку и пришёл на помощь Халльдору, размолотив в кровавую овсянку с соплями лицо очередного поселянина. Колдун коротко кивнул — и ударил посохом оземь. Почва дрогнула, волна прокатилась под ногами нападавших, разрывая дёрн, с десяток ополченцев грохнулись, об их тела спотыкались другие. Хродгар, Хаген и Торкель подскочили, заработали оружием, избивая оглушённых.

— Что, быдло штопанное? — насмехался Торкель, разрубая очередного противника. — Что, свиная задница, нравится коготь битвы?

Тут его треснули по голове топором, у него всё поплыло перед глазами, на волосы и лицо полилась кровь. Лейф бросился на помощь, вышиб зубы крестьянину, а Халльдор осенил Торкеля посохом и протянул какой-то гриб:

— Жуй, боль пройдёт. Повезло, тебя краем зацепило.

На колдуна замахнулся бонд, Лейф стоял рядом и отвёл удар, ему тут же сломали руку, а Стурле прирезал нападавшего. Хаген тоже получил по голове, но это ему не помешало разрубить обидчика от ключицы до груди и продолжить битву. Ранили и могучего Хродгара, и колдуна Халльдора, да и Стурле получил факелом по морде. И, как знать, чем бы кончилась та битва, но тут Хаген заметил чёрно-багровое пятно на краю обрыва. Затем громовой рёв огласил девять миров — и Бьярки, о котором в пылу сражения все забыли, ринулся на врага.

— Берсерк, — прошептал Халльдор, — истинный берсерк…

Страшно и жалко было смотреть на тёмно-русый комок ярости, в который обратился Бьярки. Босой и голый по пояс, в каждой руке он держал по топору. Кровь и куски мяса летели во все стороны. Глаза покраснели, слезились и дико вращались в глазницах. Искорёженное лицо дёргалось, из груди рвался хриплый рык, пена сочилась изо рта. Железное оружие со звоном отскакивало от кожи, блестящей от пота, словно начищенные доспехи. Факельных ожогов и ударов палиц он тоже не чувствовал. Острый кол ткнулся в живот, но зверь отмахнулся лапой — и снёс голову обидчику. Бонды в ужасе бросали своё жалкое дубьё и бежали прочь, не помня себя, теряя портки и крохи достоинства, причём три человека прыгнули с утёса, откуда хотели столкнуть самого Бьярки.

Берсерк не остановился.

Оглядев бешеным взором поле боя, заваленное трупами, он бросился на своих защитников.

Халльдор и Хродгар переглянулись.

— На счёт три — держи его. Готов? ТРИ!!!

Виндсвалль ткнул посохом в перекошенную окровавленную морду, Бьярки замер на миг, разжал кулаки. Топоры выпали, а Хродгар обнял юношу, сжал в тисках и не отпускал, пока берсерк бился, рычал, выл и горько плакал, а также пускал слюни, которыми заляпал Хродгара с ног до головы. Тут приблизилась его матушка и принялась ласково гладить сына по голове:

— Ну-ну, милый, всё хорошо, Бьярки, всё кончилось, мой медвежонок, всё хорошо, ну, тише, тише, спокойно, всё позади, всё прошло, тихо, тихо…

Берсерк понемногу начал остывать, а потом и вовсе обмяк, как-то сдулся, усох, словно волынка, из которой выжали весь воздух. Хродгар опустил его на землю. Старуха склонилась рядом, сняла с головы платок и начала вытирать пену, пот и кровь с сыновнего лица.

— Скажи-ка, почтенная кэрлинг, — спросил Халльдор, — с ним раньше такое бывало?

— Мне того не доводилось видеть, — не оборачиваясь, ответила старуха, — хотя сказывали всякое. А вот его отец, мой Эйнар… Он однажды пришёл в ярость, когда на нас напал белый медведь. Они сюда забредают зимой…

— Правду говорят, что он был викинг и чинил зло соседям? — спросил Хаген.

— Правду говорят, что он был викинг, — эхом повторила кэрлинг, — но лгут, что он разбойничал на Линсее. Ты что, мальчик, совсем глупый? Разве зверь режет там, где живёт? Ох, добрые юноши, как же мне вас отблагодарить! Может, я чем-то…

— Ах ты мать моя хекса! — досадливо воскликнул Стурле, указывая рукой на море. — «Поморник» отчалил! Без нас уйдут… Ну, решайте уже чего-нибудь!

— Не делай волны, Стурле, — поморщился Торкель, — и так голова болит. А что тут, собственно, решать? Зачем мы полезли в эту драчку? Возьмём Бьярки с собой!

— И верно, добрые юноши, берите, — улыбнулась сквозь слёзы старуха, — тут он точно пропадёт.

— Думается мне, — грустно сказал Хродгар, — тебя, почтенная кэрлинг, мы с собой взять не сможем. Арнульф не позволит. Не знаю, убедим ли его оставить Бьярки…